Шрифт:
— Вы уверены, что я ваш сын?
— В тебе течет кровь Мамоновых и Гусаровых, — Аксинья Федоровна грустно улыбнулась. — И ты княжич, родившийся с сильной искрой, которую погасили с помощью шаманского обряда. Поэтому я испугалась за твою жизнь и увезла из Ленска в Новгород, спрятала от родственников… А получилось, от самой себя.
— А отец?
— Мы живем каждый своей жизнью. Я в Москве, а он в Ленске. Развода он мне не дал.
— Не знаю, что и сказать, — бормочу, совершенно уничтоженный. Мне бы обнять обретенную маму, а я думаю о другом: оброненная фраза про сильную искру заставила меня по-другому взглянуть на события шестилетней давности, когда маг Забиякин неосознанно инициировал дар Разрушителя. Я ведь и тогда подозревал что-то неладное в самом себе. Потом начались визиты странных людей, требовавших встречи со мной. Теперь стало ясно, что это были люди отца!
Решаюсь проверить догадку.
— Аксинья Федоровна, — язык не поворачивается назвать княгиню мамой. Обыкновенная и разумная осторожность перевесила: а вдруг ошибка? Да и другая причина заставляла прикусить язык. Обида. Очень сильная обида. — А те люди, приезжавшие в приют…
— Их присылал твой отец, князь Георгий Яковлевич, — кивнула женщина, подтверждая мои мысли. — Он шел по правильному следу, но ошибся в одном. Ему следовало искать не одаренного, а обычного мальчика без искры.
— Кровь…
— Закон запрещает проводить проверку биологического материала сирот на генетическом уровне до их совершеннолетия, — вздохнула княгиня. — Я воспользовалась этим законом, заставила даже себя забыть о сыне.
— А вот Булгаковы оказались умнее, — зло бросил я.
— Андрюша, — негромко произнесла Гусарова. — Ты обижен и зол на меня, я понимаю. Тебе нужно время для осмысления. Торопить не буду. Когда-нибудь мы снова поговорим об этом. И еще… если понадобятся деньги — обращайся ко мне. Я открыла банковский счет на твое имя, который станет полноценно твоим в день совершеннолетия.
Мне хотелось нагрубить, наорать на эту несчастную женщину, отказаться от этих денег. Как она не понимает, что мне нужна семья: отец, мать, братья, сестры! Все то, что есть у Светы, у всех девчонок и мальчишек моего класса! Вместо этого княгиня великодушно помогает мне со вступительным взносом на соревнования, скрывая истинные мотивы поступка! И еще денежки на счету! Я богат, ну надо же!
— Я Викентий Волховский, — с непонятным для себя злорадством ответил я. Как вредный ребенок, ей-богу! — И таковым останусь, пока вы, Аксинья Федоровна, вместе с князем Мамоновым не предъявите железные доказательства своего родства. И еще… До тех пор, пока вы не станете жить вместе, в семью не вернусь. Не хочу разрываться на две половины.
— А тебе точно четырнадцать лет? — грустно улыбнулась женщина.
— Уже не уверен, — я как-то сразу сдулся, вскочил на ноги, но едва сдержался, чтобы не убежать. Слишком жестоко было бы обрывать тонкую ниточку, протянувшуюся между мною и княгиней. Она и так с потерянным видом смотрела в одну точку, сминая в руках платок. — Извините меня за грубость, Аксинья Федоровна. Давайте сделаем вид, что этого разговора не было. Ивану Олеговичу точно не понравится.
— Да, ты прав, — Гусарова поднялась и встала рядом со мной, несмело пригладила мне встопорщенные волосы на макушке. — Спасибо, что не оттолкнул, выслушал.
Мы вместе прошли по петляющей садовой дорожке до крыльца и молча расстались, кивнув друг другу на прощание. А я тут же попал в цепкие ручки Светы и Наташи, которые ожидали моего появления вместе с Ярославом, чтобы выслушать рассказ, где изволил пропадать целую неделю.
— Она все ему сказала, — сказал Нефед Булгакову, отдыхавшему в плетеном кресле на затененной террасе с бокалом холодного пива.
— Все-таки не утерпела княгиня, — Иван Олегович внешне спокойно воспринял новость. — Как повел себя Викентий?
— Кажется, он поверил, и не поверил одновременно, — с каким-то удивлением пояснил Нефед. — Я бы на его месте орал, плевался. Подумать только: жить в сиротском приюте, не зная, что где-то тебя дожидается «золотая ложка».
— Мальчишка вовсе не дурак, не распустил сопли, — хмыкнул Булгаков. — Чем закончилась эпохальная встреча?
— Вик предъявил условие для признания княгини своей матерью, — Нефед расплылся в улыбке, как будто ему понравился выбор мальчишки. — Он не меняет свою нынешнюю фамилию до тех пор, пока не получит железных доказательств родства с Мамоновыми. И вернется в семью, если Аксинья Федоровна снова сойдется со своим мужем.
— Каков, а? — Булгаков отпил из бокала горчащий язык напиток. — Понимает, что ласковый теленок двух маток сосет. Молодец, сообразил. Будет толк от него в будущем. А ведь мы недооцениваем мальчишку. Какой-то расчетливый тип растет. Значит, у нас есть еще несколько лет, чтобы перетянуть Викентия на нашу сторону, убедить в правильности дружить с родом Булгаковых, служить ему.
Нефед кивнул, соглашаясь с хозяином, и спросил осторожно:
— А потом?
— А потом или война с Мамоновыми, или серьезный разговор с князем Георгием и с огромными отступными. Боюсь, первый вариант куда реальнее. Впрочем, есть Старейшина, есть Глава Рода. Пусть думают.