Шрифт:
– А ты болеешь?
– Аллергия замучила.
– Аллергию он лечит запросто!
И я верю безоговорочно.
– Света, неужели ты? – Это Нина, жена моего хорошего знакомого, ростовского поэта.
– Надо же, весь Ростов! У вас-то что случилось?
– Нянька не углядела, уронила дочку со стола. Чем дальше, тем хуже.
– Это ужасно! А что врачи говорят?
– Оперировать рано.
И тут девочка расплакалась. Плакала негромко, обречённо, сжимая головку маленькими пальчиками.
– Мама, больно!
– Сейчас, детка, пойдём к врачу.
– Пропустите их, пожалуйста! – прошу я.
– Пропустим, конечно, но там женщина долго.
– Мама, больно!
Я убрала с головки её пальчики и положила свои руки.
Сосредоточилась – я хочу ей помочь, я очень хочу… ей… помочь.
Почему я это сделала? Никогда не лечила людей, мне и в голову не приходило. Но девочка затихла, только всхлипывала ещё, и улыбнулась мне. И люди, что застыли вокруг, задвигались, заулыбались!
– Спасибо тебе, я замучилась. Когда у неё болит головка, у меня сердце разрывается!
Очередь двигалась медленно. Но вот дедушка уже за той, заветной дверью.
Экстрасенс встречает меня странно.
– Я сразу почувствовал, когда вы вошли. И всё время ощущал ваше поле. Вы очень сильный экстрасенс и лечить можете, как с девочкой. Но не нужно, у вас всё идёт в творчество. Я не стану лечить вас, вам помогут без меня. А вот подруге вашей в Ростове поможем, пусть выйдет замуж. Она очень несчастна сейчас.
– А мне почему не хотите помочь?
– Вам нельзя приходить ко мне, здесь очень больные люди, а вы цепляете всё. Вас вылечат без меня, и всё будет хорошо, вы человек особенный, я это сразу почувствовал. Вот, разве что, поставлю вам точку, если что-то сделаете не так, будет свербеть под лопаткой, откуда крылья растут.
Он вонзил остриё ножа мне в плечо. Ни боли, ни крови!
– И ещё, не бойтесь изменять мужу, чем больше у вас будет секса с разными мужчинами, тем лучше и для Судьбы, и для здоровья.
– Это исключено!
Он задумывается, смотрит в сторону.
– Пожалуй, в вашем случае можно обойтись духовным общением.
И я ухожу, потрясённая.
Дни летели, как сумасшедшие.
Витина старая лаборатория захотела отпраздновать двадцать третье февраля у него в Сокольниках.
– У всех жёны, мужья, а тут холостяцкая квартира. Была холостяцкая! Накупили тарелки, рюмки… Ты не возражаешь?
– С чего бы я возражала, раз они уже и тарелки купили, потратились. Только мне надо всё там приготовить.
– Приготовят наши девчонки, ты приглашена в гости.
Я приехала в Сокольники одна, Витя был уже там. Комната выглядела вполне прилично, стол раздвинут, тарелки с голубой каёмкой, рюмки, закуски, бутылки… Слишком уж много бутылок на такую небольшую компанию.
Две женщины крутились у стола, на меня посмотрели без особого интереса. Они здесь были хозяйками, а то, что у их легкомысленного начальства опять новая женщина – не она первая, не она последняя.
– Чем помочь? – предложила я с порога.
– Да отдыхайте, мы кончили почти. Хлеб нарежут ребята, они у нас привычные, и бутылки откроют. Вы знакомы с соседями? У нас мало стульев.
– Я сейчас Витю попрошу.
– Не надо, мы его сами попросим.
И за столом я была гостьей, только смотрела, как Витя опрокидывает рюмку за рюмкой. Рядом со мной сидел Миша, его лучший друг, ухаживал и расспрашивал – в лоб.
– Чем вы занимаетесь?
– Я литератор.
– На что жили до Вити?
– Я член Союза писателей, бюро пропаганды даёт выступления. Книга стихов вышла в Ростове в прошлом году, а в этом – выходит в Москве.
– Книга? В Москве? – Тон его изменился мгновенно.
На этом допрос окончился, и начались танцы. Я танцевала с Мишей, Витя слонялся по комнате или сидел у стены, смотрел на меня и улыбался. Он явно выпил лишнего.
Убирали мы с женщинами. Витя ходил вокруг и давал нелепые советы. Его сослуживицы только посмеивались, очевидно, они не раз видели его таким.
Для меня это была новость, плохая новость. Я его в таком состоянии видела впервые.
Мы уходили последними. Почему-то мне не пришло в голову оставить его спать на диване в родном жилище и уехать самой. Я с трудом подняла его, надела пиджак, новое пальто, замотала шарф, стала на цыпочки и водрузила шапку. Он только бессмысленно улыбался и покачивался с носков на пятки в своих прекрасных новеньких туфлях. В коридоре пожилая полная женщина посмотрела на меня с жалостью.