Бевензен потащил итальянца за собой, продолжая на ходу говорить:

–  Сейчас я вам покажу, и вы сами убедитесь, насколько это опасно.

Внезапно молодой человек очень хорошо его понял и не только уловил суть дела, но и сам заговорил на значительно более правильном немецком:

–  Ничего ядовитого, никакой опасности для немецких людей.
– Он достал из кармана бумажник.
– У меня и документ есть!

Он предъявил сильно потрепанный, почти уже разорванный на сгибах бланк итальянской автомобильной фирмы «Альфа-Ромео». Бевензен, однако, ничего, кроме всемирно известного названия, разобрать не смог. Текст был написан по-итальянски; ни даты, ни номера автомашины в нем не было.

–  На что мне это?
– не понял Бевензен.

Все сильнее волнуясь, итальянец тыкал указательным пальцем в бумажку.

–  Здесь сказано, что ничего нет опасного, абсолютно неядовито, никаких вредных последствий ни для людей, ни для животных…

–  Сейчас увидим!
– уже сердито проворчал Бевензен.

Он подошел ко второму, еще не разгруженному прицепу, вынул из кармана круглую табакерку и осторожно, кончиками пальцев извлек на свет двух дождевых червей, припасенных им для рыбной ловли. Затем он тщательно очистил их от чернозема и положил на бурую, засохшую грязь, лежавшую в кузове. Словно почуяв опасность, черви на миг замерли, но потом вдруг дернулись, как будто их ударило током, завертелись, задрожали, свернулись спиралью и подохли. Затем стали распадаться, превратились в жидкую кашицу, которая тут же растеклась по застывшей грязной коре и исчезла в трещинах. Через несколько секунд от обоих червей не осталось и следа.

Некоторое время Бевензен ошеломленно смотрел на это. Такого быстрого эффекта своего опыта он и сам не ожидал. Почти испуганно захлопнув табакерку, он дал наконец волю своему гневу:

–  Не ядовито, да? Абсолютно никакой опасности для немцев?!
– Рассвирепев, он обернулся к итальянцу, стоявшему в нескольких шагах позади него.
– Ты, проклятый макаронник! Обдурить меня хотел! Ну, подожди, я с тобой разделаюсь. Ни лицензии, ни вида на жительство тебе больше не видать, я уж об этом позабочусь!

Он говорил с яростью, как правило, совершенно ему не свойственной. Итальянец побелел, испуганно отступил и снова принялся за свое:

–  Я не понимать, не ядовито, мне сказали.

–  Черт подери! Меньше чем за десять секунд кислота сожрала червей. Что, ты думаешь, будет с людьми, которые станут пить эту отравленную воду? То же, что с червями. Погибнут тысячи, десятки, сотни тысяч людей! Кто тебя знает, сколько ты уже перетаскал сюда или на другие свалки такого вот яда! Довольно, ты арестован. Тебя будут судить! Такому типу самое место на каторге!

Итальянец стоял как вкопанный, широко расставив ноги, заложив обе руки в карманы пальто, с ненавистью устремив на Бевензена черные, сузившиеся в щелки глаза.

–  Я не ходить!

Он вытащил из кармана правую руку, сжимая пальцами револьвер.

–  Ты подохнешь, как твои черви. И, как они, растворишься. Ничего от тебя не останется… - Он поднял удлиненный глушителем пистолет, целясь в голову Бевензену.

Сначала Бевензен готов был еще съязвить: здесь, мол, не место для итальянских вариаций вестерна, мальчик! Но потом до него дошло, что парень не шутит, что он в панике и видит единственное спасение в убийстве Бевензена, который только что сам - и надо же было быть таким идиотом!
– продемонстрировал, как можно именно здесь, не оставив ни малейших следов, уничтожить труп. Другие, конечно, с ним заодно, все они одна шайка, на их помощь рассчитывать не приходится.

Бевензен чувствовал, как у него судорогой сводит желудок, как все его тело пронизывает дрожь. Мысли вихрем проносились у него в голове. Как завороженный смотрел он на черное дуло пистолета. Каждый день случались теперь такие убийства, бесцельные, ненужные, лишенные всякого смысла, вызванные обыкновенной досадой, а то и просто недоразумением. И он, Бевензен, тоже хорош! Зачем он пригрозил этому человеку каторгой! У него ведь и власти не было привести в исполнение свою угрозу. Нет такого закона. За сброс в неположенном месте ядовитых отходов самое большее пришлось бы уплатить 250 марок штрафа. Просто смешно.

И вот из-за такого пустяка он должен был умереть, именно он, кандидат в комиссары полиции Лотар Вернер Эрих Бевензен, проживший только 32 года, находящийся в самом расцвете лет, имеющий семью - жену и полуторагодовалую дочь. Нелепая смерть! На помойке! Он ведь и на службу в полицию пошел не ради геройских подвигов, он никогда не рвался расследовать убийства и грабежи. Он хотел быть простым чиновником, иметь надежное место, приличный оклад и гарантированную пенсию по старости: именно так рекламировали службу в полиции набранные крупным шрифтом объявления в газетах. Только это его и привлекло, причем служить он намеревался исключительно в административном аппарате 1 [1 В ряде западных стран полицейский аппарат не является единым, и отдельные его ведомства действуют почти автономно, называясь по основным направлениям деятельности полициями безопасности, уголовной, административной (иногда ее называют кабинетной), политической (тайной) и др.]. И необходимое комиссару образование в полицейской академии Хильтрупа получил лишь с целью перевода в более высокую должностную категорию. В академии он тоже успешно избежал всякой специализации по оперативной работе, добровольно записавшись только на новый дополнительный семинар по охране окружающей среды.

Охрана лесов и полей, водных источников и атмосферы - это было ему по вкусу. Тут он был среди самых прилежных курсантов. Он выучил назубок водное законодательство, правовой режим заповедников, проекты готовящихся в Федеративной Республике Германии законов по борьбе с загрязнением окружающей среды вредными промышленными отходами. Он закончил курс с весьма высокой оценкой, представив экзаменационной комиссии убедительные аргументы в пользу намеченных правовых норм.

Тезис первый: загрязняя землю и воздух, человек идет по пути к собственной гибели.