— Конечно, ты должна. В каком смысле ты не знала, говорить или нет, и с чего бы мне вообще злиться на тебя? — меня беспокоит тот факт, что ей, скорее всего, нехорошо. Отрицать его, твердя, что я вовсе не боюсь и не поддаюсь смятению, было бы попросту глупо и самонадеянно. Но это не её вина, и мне же не с чего хотеть ругаться. Только повышенный тон моего голоса словно говорит об обратном. Я вдыхаю и выдыхаю пару-тройку раз, спонтанно и нервно хватаясь за волосы, которых ещё недавно так нежно касалась теперь совсем покинувшая моё тело тёплая рука, и лишь после понимаю свою грубейшую ошибку. — Прости, я не должен был кричать. Давай мы просто позвоним врачу.

— Незачем беспокоить её так поздно, — не задумавшись даже на секунду, отвечает Лив. Прямо как в прежние времена, когда ей было совершенно безразлично, что я говорю, чего от неё хочу и к чему пытаюсь призвать. Частично против осознания, что сейчас правильно, а чего лучше избегать, я вновь достаточно выхожу из себя:

— Да мне плевать, который сейчас час. Это её работа, Лив, и, если тебе плохо, это не незачем. В конце концов, это не только твоя жизнь. Но и моя тоже. И жизнь нашего ребёнка.

— Я полежу, и мне станет лучше.

— Да откуда тебе знать? Ты даже без понятия, что с тобой, и пока мы не спросим, ничего не изменится.

— Такое уже бывало и прошло, — вдруг признаётся она как раз тогда, когда я особенно начинаю думать, что мы будто говорим на разных языках и именно потому совершенно не понимаем друг друга. Но это в некоторой степени это кардинально всё меняет.

— Что?

— Я звонила врачу пару дней назад. Сказала про спину, что она немного ноет, и услышала, что на таком сроке такое вполне понятно, и чтобы я звонила, если мне хоть в чём-то станет ощутимо хуже.

— И ты скрыла это от меня.

— Ты приехал после игры, после победы, и я не хотела это портить.

— Тогда чем сегодняшний день отличается от того?

— Ты всё-таки зол.

— Потому что ты словно исключила меня, — надо мной берёт верх несдержанность, лишая остатков самоконтроля. Я просто не могу, пока не могу продолжать сохранять физический контакт и, теряя всякую силу делать это за двоих, отступаю на несколько шагов прочь от кровати. — Оправдывай это тем, чем хочешь, но я тоже родитель этого ребёнка, я его отец, и я думаю, что имею право злиться и настаивать. Хотя меня бесит не столько то, что ты промолчала по каким-то своим причинам, — я почти задыхаюсь от бури в сердце, от того, что в душу словно плеснули недоверием, кипяток которого выжигает все внутренности. Но это я ещё могу с натяжкой понять и принять, а вот то, как вся эта ситуация выглядит в целом… Относительно этого я совсем не уверен. — Просто ты ведёшь себя так, как тогда. Мне казалось, мы давно оставили это в прошлом, но вот теперь ты снова всё равно что безразлична. Что с тобой происходит?

— Ты давишь на меня.

— Давлю? Ну, возможно, ты не оставляешь мне иного выбора. Ты хочешь уйти? — буквально глаза в глаза подавленно спрашиваю я, вымотанный этим напряжением не только последних минут, но и дней. — Ты передумала? По поводу нас?

— Нет, — почти вскочив, хотя в её состоянии это и вряд ли можно так назвать, Лив подходит ко мне, выглядя желающей ударить. По крайней мере, это то впечатление, что неуловимо возникает у меня при взгляде на неё, и всё это становится слишком. То, чему я её подвергаю. То, какой она становится из-за некоторых моих высказываний и слов. То, что ей, вероятно, захотелось сближения, чтобы получить которое, она почувствовала необходимость встать. — Я хочу просто…

— Ты хочешь просто подождать, да? — я усаживаю Лив обратно на кровать и сжимаю её левую руку между своими двумя ладонями, уже менее яростный, несогласный и жёсткий. — Лечь ещё ненадолго? Может, всё-таки… — мне всё это совсем не нравится. Но я явно не могу стоять на своём вопреки чужой воле и не могу принудить кого бы то ни было ехать в больницу силой, пока для этого нет сильно весомых причин, хотя я даже не знаю до конца, что считать действительно значительным.

— Нет, не нужно. Прошло тогда, пройдёт и сейчас. Я уверена, что просто устала, — или же она просто хочет так думать. Что переутомилась, или что-то подобное. Но её лишённый особой тревоги облик вроде успокаивает меня что ли. Из нас двоих мне всё равно не может быть очевиднее, что Лив чувствует или не чувствует внутри себя в плане физической составляющей. Я могу довериться. По крайней мере, постараться.

— Не сторонись меня, ладно? Я не хотел быть таким вспыльчивым, — прошу я фактически с мольбой, ощущая её же во взгляде и в позиции, занятой телом. Тоска по прикосновению снедает меня, и во мне оживает страх, что Лив может уже никогда не дотронуться до какой-либо части моего тела или кожи вновь. Что я спугнул этот эмоциональный порыв раз и навсегда. Мне хочется вернуть его как можно скорее.

— Я знаю, Дерек. Я такая…

— Ничего. Не страшно, — я не знаю, что именно она собиралась сказать, как конкретно себя назвать, но это и неважно для меня. Я принимаю её и принимаю в ней всё, что есть, и всё, что вижу.

— Ты ляжешь рядом? Обнимешь меня?

— Никогда не спрашивай о таком. Тебе не нужно.

Переодевшись во всё домашнее, я не медлю сверх необходимого и забираюсь под одеяло близко к женскому телу, и невольно прислушиваюсь к дыханию, пока кажущемуся на удивление мирным и спокойным. Это способ гарантированно не пропустить в нём ни малейшего изменения, если таковое произойдёт.

— Тебе необязательно так слушать меня, и это ничего, если ты вдруг заснёшь.

— Нет. Я не хочу.

Но спустя какое-то время мои веки начинают тяжелеть и автоматически желать сомкнуться. Я пытаюсь бороться с ними изо всех сил, но в конечном итоге решаю, что это, наверное, не будет большой проблемой, полежать с закрытыми глазами пару-тройку минут. От этого я не стану глухим и смогу по-прежнему всё слышать и контролировать, и останусь в бодрствующем сознании. Но когда я открываю их снова, вокруг меня сплошная темнота, торшер больше не освещает её так же, как и телевизор, и в первое мгновение я даже не сразу вспоминаю, где нахожусь. Но, немного привыкнув ко мраку, различаю знакомую обстановку собственной спальни, а потом по моей коже мурашками проходит тихий голос. Неужели я всё-таки заснул?