— До свиданья, Васенька.

Ещё до свадьбы у них был период в несколько недель, когда Даша так делала каждый раз, когда он уходил. Если он собирался на работу, то только смеялся и шуточно умолял отпустить себя, а если в магазин или куда-то ещё, то откладывал выход от пяти минут до часа, чтобы с большой отдачей ответить на объятия. Правда, эта практика так давно закончилась, что Василий уже забыл об этом.

— Это ты меня так жалеешь, потому что мне нужно уходить, а ты остаёшься дома? — спросил он, поддерживая жену за спину. — Там ещё темно, холодно и работать заставляют.

— Бедненький, — фыркнула девушка. — Я давно заметила, как Олеся прощается с тобой, будто ты как на годичную экспедицию на северный полюс уходишь. Хочу понять, в чём прелесть.

Даша не сказала, что ей не нравятся эти долгие объятия со стороны подруги детства, а сгримасничала, спрыгнула с мужа и потёрла внутреннюю часть бедра, на которой остался след от металлической заклёпки его куртки.

Вася, подтянув вверх штанины брюк для удобства, присел, чмокнул оставшийся круглый след на женской ножке, поднялся и, кивнув, ушёл, оставив при себе истину о том, что Даша навсегда его любимая жена, а Олеся, чтобы там не было раньше, и чтобы ей не казалось, просто Олеся.

Так пара старалась избегать острых углов, сохраняя мир и покой.

В среду днём Василию позвонил папа с просьбой:

— Сынок, ты бы в гости заскочил. Тебе десять минут посидеть, а маме приятно будет.

— Соскучились или случилось что-то? Мама злая, и я должен её размягчить?

— Ты заезжай, сам всё увидишь, — нагнал он интриги. — Мама пирогов напекла: один с курицей, другой с вареньем, возьмёшь, Дашку угостишь.

— Заскочу, но ужинать не буду.

А появившись дома на полчаса позже обычного и с двумя четвертинками пирогов, Вася сказал жене:

— У родителей какая-то фигня творится. Мама как пришибленная сидит и ласковые словечки говорит. Ладно, меня Васяткой, — махнул рукой мамин любимчик. — Так она и папу Ванечкой назвала. Представляешь?

— С натугой.

В пятницу Иван Владимирович позвонил уже невестке и задал похожий вопрос, какой Даша услышала от свекрови неделю назад.

— Помнишь, что мы вас завтра на обед ждём? Селёдка под шубой уже пропитывается, ты её есть будешь?

— Помню, буду. У вас всё хорошо?

— Даже перебор как. А у вас нормально? Работаешь?

— Нормально, работаю помаленьку.

— Молодцы. Завтра ждём.

«Всё страньше и страньше. Лишь бы я болезнь с головой им какую-нибудь не накаркала. Любит Наталья Васильевна Олесю, а не меня, подумаешь. Моя проблема не в этом, а в существование вероятности, что её полюбливал Вася, — скривилась Даша. — Надеюсь, они просто от скуки чудят. Надо папе позвонить, спросить, как у них с мамой обстановочка».

У Дашиных родителей всё было по-старому, и за ужином она рассмешила мужа, рассказав о своих телефонных переговорах и поделившись выводом о том что, если помешательство старшего поколения и существует, людей предпенсионного возраста, к которому относились её родители, оно пока не затронуло.

А на следующий день Дарья всерьёз задумалась, не случилось ли помешательство с ней самой.

Наталья Васильевна была мила. Посторонний человек не увидел бы в этом ничего особенного, просто радушная хозяйка заботиться о своих гостях. Но Даша посторонней не была, с манерой общения свекрови была знакома и почувствовала себя не в своей тарелке, когда та сделала комплемент её свежему виду и блузке, надеваемой не в первый раз. И допрос в начале обеда включал не только Ларчика и Васю, но и их с Олесей. И если у беременной интересовались только здоровьем, то невестке достались вопросы о том, не устаёт ли она, сидеть за компьютером, помог ли стеллаж создать видимость уединённого рабочего места, и как поживают её родители.

А когда Лариса, что-то эмоционально рассказывая, взмахнула рукой с вилкой и уронила кусочек свеклы на скатерть, Наталья Васильевна, проигнорировав появившееся пятно, накрыла кисть дочери ладонью и сказала:

— Кушай, не торопись, — а потом подняла руку и погладила её по голове со словами. — Девочка наша красивая.

— Сп…спасибо, — выдохнула удивлённая приливом материнской нежности Лариса, а Даша, приподняв брови, переглянулась с Иваном Владимировичем, весь вид которого как бы говорил: «Видишь, что творится?».

После Наталья Васильевна помалкивала, предпочитая только смотреть и кивать, и хоть на лице у неё была приклеенная полуулыбка, Даше казалось, что мыслями женщина где-то далеко. Не сговариваясь, остальные обедающие взяли на себя заботу о том, чтобы беседа за столом не утихала, и звяканье вилок в тишине не длилось больше минуты. Лишь когда пришло время убрать со стола лишнее и принести чай с домашним печеньем, свекровь включилась, гавкнула на попытку помочь, сама организовала чаепитие и заговорила: