– Спасибо! А как зовут подругу? – Спросила вслед мороженщица.

– Лена Ракицкая, – не оборачиваясь, ответила женщина, поправляя рыжие волосы, собранные в пучок.

– Так… Она умерла, – упавшим голосом сообщила мороженщица.

Женщина застыла на месте. Эскимо выпало у нее из рук.

– Как… Умерла? – Обернувшись, спросила она.

– Вот так, пару дней назад. Вам плохо? Врача! – Мороженщица выскочила из ларька. – Позовите врача!

Женщина исступленно застыла на месте, вздохнула раз-другой, шумно сглотнула. Перед ней уже суетились люди, что–то говорили, но она ничего не видела.

– Есть связь! – Крикнула Сокол, снимая наушники. – Ракицкая, давай, бегом.

Лена кинулась к рации и принялась что-то записывать, пока связь не прервалась.

– Чего там? – Вырвала листок Сокол.

– Musiker in Bremen. Wir warte auf Gaste, – прочитала вслух Ракицкая, – музыканты в Бремене, ждем гостей. Странное чего–то.

– Чуется мне, что артисты это мы, – сидящая на полу у порога Ангелина Портнова поправила распущенные, светлые локоны, – и ждут нас в гости, причем в это воскресенье.

– Подожди, но на хуторе никого нет, – удивленно ответила Лена Ракицкая, – там была разведка, все чисто. Иди и занимай.

– Мутный он какой–то, Золотов этот, – раскинув ноги по–турецки на кровати, проговорила Рита Бондарь, – не внушает доверия.

– Приказы командования не обсуждаются, – соскочила со стола Рузиля и вырвала листок у Гали, – Василий Степанович сказал в воскресенье, значит, пойдем в воскресенье.

– Василий Степановищ, – задумчиво передразнила ее Портнова, – согласна я с дурындой, мутный он, этот Василий Степановищ. Сходим, обстановку проверим, Рит. На гуся.

– Отставить, – резко бросила Гарифуллина, – до воскресенья из дома ни ногой, понятно?

– Я бы сходила, – почесала затылок Рита, – странно это все, и враги прямо говорят, что ждут.

– Тем более бременских музыкантов тоже было 5, это все непростые совпадения, Апайка, – тревожно сказала Галя.

Рузиля нахмурилась и оглядела подруг. Имеет ли она право рисковать их жизнями, ссылаясь только на верность командиру, его приказам?

– Ладно, – сказала она после долгого молчания, – ждите здесь, я схожу кое–куда.

– Рузиля, может, тебе помочь? – Спросила Лена.

– Не надо, сама справлюсь.

– А мне интересно, Сокол, – подняла голову Ангелина, – а ты из бременских музыкантов кто, осел или курица?

– Трубадура, – метнула в нее подушку Галя, – я бы с тобой даже песни петь не пошла.

– Ты знаешь, у нас в отряде, в спецшколе, девушка была, – обратилась к Лене Рита Бондарь, – она как–то спрашивала, а может ли человек чувствовать свою гибель? И вот однажды она на позиции линзу задела и, все. Прямой наводкой ее. Ох уж эти линзы, – вздохнула девушка, обняв колени, – тоже постоянно задеваю. Добром не кончится. Не верю я разведке, Лен, ну вот, не верю, они же тоже люди, – в сердцах бросила Рита, – это какая–то ошибка.

– Да, я тоже, – кивнула Ракицкая, как вдруг рация вновь ожила.

Замерли лупившие друг друга подушками девушки.

«Концерт в воскресенье. Билеты проданы. Будет фейерверк».

– Эй, Ангелина, – открыла дверь вернувшаяся Гарифуллина, – вставай, со мной пойдешь. Давай, давай, тиз бул 10 . Сарафан с собой бери и пошли.

***

Над финской деревней взошел полумесяц. Кажется, солнце не спешило, а стрелки часов приближались к 4 утра. На крыльцо избы вышла ярко выраженная финка, в длинном синем платье и галошах. Характерный таваст: широкий лоб, заметно выдающиеся скулы, убранные в хвост соломенные волосы. Поправив вязаную шаль на шее, она посмотрела вдаль, и, кажется что–то услышала. На мгновение женщина скрылась в доме.

– Идем обратно, а? – Умоляюще прошептала Круглова, хватая парня за руку. – Чего мы вообще сюда пришли?