— И-эр, это ты? — голос раздаётся из следующей комнаты. Слабый, надломленный. Я с трудом узнаю. — Ты не поранилась?

Толкнув следующую створку, я оказываюсь сразу на пороге спальни, никаких проходных и в помине.

Кроме кровати, нет ничего. Мама испуганно ойкает, прижимает к груди штопанное одеяло. На белом, как снег лице, только глаза горят.

— А-а…

Она ужасно выглядит, а ещё я замечаю смятый с алыми пятнами носовой платок.

— Наложница не знала, что юная госпожа захочет её увидеть. Наложница просит прощения за неподобающий вид, — кажется, мама собирается подняться с кровати и преклонить колени.

Это и выводит меня из ступора.

— Что ты говоришь, мама? Это я, ЯоЦинь. Я вернулась. Разве тебе не сказали, что накануне совершеннолетия я возвращаюсь?

— Моя Цинь-Цинь?

— Я унаследовала мамину красоту, правда? — я решительно сажусь на кровать, обнимаю маму, прижимаю к себе. — В храме я молилась за мамино благополучие.

Я сжимаю не так уж и сильно, но она придушенно всхлипывает, сначала обнимает меня в ответ, и я поражаюсь, насколько слабые у неё руки.

Мама отстраняется, заглядывает мне в лицо.

— Моя Цинь-Цинь, глупая девочка.

Чего-чего? Сказано с нежностью, но подобные обращения я терпеть не намерена, пусть и от мамы.

— Ха?

— Цинь-Цинь, зачем ты пришла? Мама болеет и давно в немилости, я не смогу тебя защитить, как раньше. Уходи скорее. Ты не должна пострадать из-за меня.

— Мама, дочь уже выросла. Я могу защитить нас обеих.

Я лиса, а не свинья.

Я собираюсь сказать, что мы немедленно уходим, но меня прерывает тихий скрип открывающейся створки. Кто-то приближается.

— И-эр? — окликает мама.

— Это я, наложница Юй-ши. О?! Ю-юная госпожа?

Ещё одна девчушка-служанка. В руках у девочки глубокая миска.

— Ты принесла маме ужин? — улыбаюсь я.

Я не ела с утра, однако меня это не беспокоит — ци прекрасно заменяет пищу.

Привстав, я протягиваю руки, чтобы забрать миску. Из меня никудышняя нянька, но в честь встречи я могла бы сама поухаживать за мамой. Но как только я вижу содержимое, весь мой благодушный настрой меняется.

— Девочка. Ты действительно осмелилась принести госпоже бульон из очистков?

Служанка шарахается, падает на колени, но при этом ухитряется не только удержать миску, но и не пролить ни капли. Я же в бешенстве. Нет, я понимаю, что девочка действоалва не сама, и едва ли стоит её винить, но зло берёт.

С запястья соскальзывают слабые мамины пальцы, она не смогла схватить меня за руку.

— Цинь-Цинь, не сердись. И-эр не виновата, И-эр очень добрая девочка.

Мама заходится в кашле. Её сотрясает дрожь, с уголков губ текут две тонкие алые струйки. Мама пытается прикрыть кровь платком.

Проклятие!

— Я не сержусь, совсем не сержусь, только не волнуйся, ладно? Мама?

Мама обессиленно сползает на подушку, дышит тяжело, хрипло.

И-эр подаёт голос:

— Юная госпожа, эта служанка не виновата. После того, как наложница Юй-ши переехала в этот двор, главная кухня перестала посылать еду. Ежемесячное денежное содержание тоже больше не присылали. Пока у наложницы были некоторые сбережения и приятные вещицы, всё было неплохо, наложница покупала еду. Но когда сбережения наложницы кончились… Эта слуга не слуга наложницы, эта служанка чистит котлы на главной кухне. Я приношу то, что дают нам, низкоранговым слугам. Наложница Юй-ши когда-то спасла мою сестру, юная госпожа.

Я забираю миску с бульоном, отставляю в сторону и помогаю девочке подняться:

— Я была несдержана и несправедлива, эта госпожа просит у тебя прощения, И-эр.

— Я не смею, не смею, — девочка почему-то извинений пугается больше, чем злости.

— Ты заботилась о моей маме.

Чего тут не сметь?

Девочку следует отблагодарить. Возможно, стоит забрать её и её сестру? Надо уточнить.

Нас снова прерывают, и в этот раз без приглашения врывается мама братца, да ещё и с парой служанок в свите, одна из которых та самая, с серёжками, караулившая меня у предыдущего двора.

— Невероятно! Я слышала, что юная госпожа не сказала и пары добрых слов старшей госпоже, но нахожу её весело проводящей время в обществе простой наложницы. Да ещё и называющей наложницу законной матерью. А ты, — переключается она на маму, — принимаешь и поощряешь!

Я не терялась, чтобы меня находить, ясно?

Мама с усилием приподнимается:

— Старшая сестра, Цинь-Цинь…

— Мама, не трать слов. Сегодня брат снова пошутил, показал мне, какие дохлые молнии он научился вызывать за прошедшие пять лет, а я ответила на шутку шуткой и взорвала его молнию у него же во рту. Конечно же, наложница меня не простит.