— Ты откуда знаешь, что я такие люблю?

— Все девушки любят сладкое, — хитренько сказал он. — А мы с тобой еще и вместе учились. И даже ходили в одну столовую, помнишь?

— И ты еще тогда запомнил, что я люблю пирожные с кремом? — растерянно спросила я, вгрызаясь в хрустящее слоеное тесто.

— Ты была странной, помнишь? И привлекала внимание, — кажется, он улыбался. — Впрочем, ты до сих пор странная. Почему ты на меня не смотришь?

Я вздохнула и сделала глоток кофе. Кстати, он был очень вкусным. Таким, как я люблю.

Я никому не говорила о том, каким оказалось проклятье монет. И не собиралась отступать от этого правила.

— Ты мне не нравишься, — дожевывая пирожное, ответила я. — Так и хочется тебя лопатой треснуть.

Даг снова хохотнул.

— Ничего. Я думаю, мы сработаемся, — в его голосе было столько восторга, что я чувствовала себя экзотической рыбкой в аквариуме, на которую пялится безусый мальчишка.

И не просто пялится. Сверлит взглядом. Я чувствовала этот взгляд кожей. За весь наш разговор Даг не переставал смотреть на меня во все глаза.

И это почему-то внушало мне чувство опасности. Но ничего, у меня лопата есть. Если что, как тресну, мало не покажется!

Но пока пусть живет. Пирожное действительно было очень вкусным!

— Ну я пошла?

— Куда?

— Домой. Пришлешь мне записку, когда дело появится. Так уж и быть, проведу тебе пару экскурсий по кладбищам, — нагло заявила я и, пока он переваривал это заявление, подняла футляр с лопатой и вышла из кабинета, а потом и из здания, чувствуя себя победительницей.

Ощущение триумфа было со мной недолго — ровно до того момента, как я ступила на порог своего дома. Почему-то именно сейчас мне все вокруг казалось невзрачным, унылым, покрытым вековой пылью…

Я до вечера гоняла своих мертвых слуг, заставляя по нескольку раз протирать пол, мыть полы, перебирать продукты в кладовой… жутко хотелось действия, хоть какого-то.

А еще меня жутко занимал Даг. Как из прыщавого некроманта-недоучки с кафедры теоретической магии он мог превратиться в… ну не знаю, как он там на самом деле выглядит, но ощущается этаким всесильным волшебником, способным одним щелчком лишить зомби не-жизни. И сварить кофе в ящике письменного стола.

Демоновы монеты, как же сейчас я их ненавидела! Они заставляют меня прятаться по углам, не смотреть в лица, не разговаривать, не жить. И пусть мое сердце бьется, жизнью мое существование назвать сложно.

И сегодня я осознала это так остро, что хотелось взвыть. Я тоже хочу гулять по улицам Города, заходить во все таверны и бары, наслаждаться солнечными лучами, наслаждаться обществом живых! Но… проклятие не давало мне даже привыкнуть к видениям вокруг. Каждый раз, когда я видела живого в виде зомби, мне становилось не по себе. Десять лет прошло, а я вижу этот мир мертвых, как впервые.

Все валилось из рук. Я не могла даже книгой себя занять, потому что мысли роились в голове, как мухи. Противные мухи, которые любят зловоние и трупы.

Попытка поспать тоже провалилась, причем громогласно: я не успела закрыть глаза, как в кухне что-то загремело, потом свалилось, а потом и вовсе разбилось. Несколько раз.

Чем там Хильда занимается?

Как выяснилось — лежит. Мертвая. То есть, лишенная не-жизни.

— Это что еще такое, а? — возопила я, когда до меня дошел сей факт. А возопив, призадумалась.

А потом поняла.

— Ну я сейчас тебе устрою, начальничек, — пробормотала я себе под нос и, стараясь быть бесшумной, двинулась обратно в спальню. За лопатой. К сожалению, я забыла три вещи: Даг косит зомби непринужденно, моя лопата не в спальне, а в гостиной, а еще на мне полупрозрачная ночнушка. И все.

Впрочем, последнее меня мало волновало. А вот встречающиеся на пути в спальню «спящие» слуги — подогревали гнев. Где этот паразит? Какого Падшего он влез в мой дом после заката?

В спальне меня ждала Харита. Без признаков не-жизни, конечно. Поискав глазами футляр с лопатой, я грязно выругалась и, уже не скрываясь, бросилась в гостиную.

В ней царил полный бардак. Создавалось впечатление, что все мои вещи сами решили похулиганить и поменялись местами. Футляр лежал раскрытый, а от лопаты остались только… ножки да рожки, если за рожки можно принять обломки черенка, а за ножки — бесформенный кусок металла. При этом никакого жара я не чувствовала, да и чужого присутствия — тоже.