– Охренеть! Так вот ты какое, северное сияние, – сказал разум и растворился во мне.

Чтобы подняться на ноги мне потребовалось две недели. Ещё две недели мне потребовалось для того, чтобы дойти до балкона и вернуться обратно без помощи папы. Ещё две недели…И ещё две недели… И ещё… Однако запах прожжённого облучением мозга не проходил.

Матриц не было, как не было моих уникальных способностей саморегуляции тела. Я не мог, как раньше, управлять рецепторами и ячейками памяти. Пользоваться мог… Что-то положить, разложить по разным ячейкам, достать… Это да… Но "отформатировать" накопители, добавив уровни, и установить замки, я не мог. Как и открыть закрытые ячейки.

Это меня не особо тревожило, потому, что я помнил про себя только то, что лежало в первой ячейке: мама, папа, школа, институт, ВБТРФ, плавбаза.

Вторым планом в памяти, словно сон, мелькали обрывки чужой жизни в Лондоне. Они и воспринимались мной, как сон. Только как сон.

Мне вспоминались испуганные лица врачей, делавших мне искусственное дыхание и массаж сердца, но что это были за врачи, из школьной жизни, или судовые, мне было не понятно. Но, честно говоря, мне всё было по барабану. Я наслаждался своим телом, своим домом и своими родителями.

Наступило лето 1987 года. Инвалидность с меня сняли, но из плавсостава перевели в береговое подразделение. Мне предложили должность старшего строителя на Базе Технического Обслуживания судов флота ВБТРФ "Суппорт".

В мои обязанности входило согласование смет ремонта, калькуляций, приемка, подписание актов, ну и соблюдение сроков.

Как говорил тот же Жванецкий: "чтобы нашими людями руководить, надо с утра принять…" Что наши бригадиры, мастера, а глядя на них и остальной работный люд, с удовольствием делали и общались на одном языке, на одной волне, в едином ритме, но без особого трудового энтузиазма.

Я, как молодой коммунист, поднял вопрос о моральном и физическом облике строителей коммунизма, мешающием решению производственных задач, но понят не был, ни секретарём парткома БТО, ни членами бюро, ни начальником БТО. Я удивился и задумался.

На следующем собрании "старший калькулятор" подняла вопрос приписок.

– Трубопроводом, который мы заменили в 1986 году, можно обернуть земной шар два раза, – мужественно заявила она, и все рассмеялись. – Вот и Шелест не даст соврать…

Не ожидав такой "подлянки", мой ум лихорадочно искал слова и не нашёл ничего лучше, как выдавить:

– Ну, да. Не дам…

Все засмеялись снова, а мне ударила кровь в голову… Ну, или моча, хрен его знает…

– Вы, млять, совсем охренели?! – Спросил я. – Вы коммунисты, или где? Где ваша честь и совесть? Уж не спрашиваю про ум. Ума у вас точно нет… В управлении сидит служба экономической безопасности. И это вам не первый отдел, который отвечал за секретность и действие организации во время "Ч". Это ребята, которые вывернут нам всем матку на изнанку. Вы что думаете, если они пока никого за жопу не ухватили, значит можно воровать? Это вам не менты, которые "набежали", "покусали" и отскочили с добычей в пасти. Эти ребята медленно спустятся с горы и отымеют всё стадо. То есть вас.

– А кто тогда работать будет? – Спросил бригадир корпусников Коптев.

Меня улыбнуло. Губы расползлись в такой улыбке, что коммунистов передёрнуло.

– Вы и будете, только в Улисе… На поселении… За колючкой… Или здесь же, но привозимые в автозаке. Слышали, сколько "колючки" завезли? Территорию три раза можно обернуть, как вашими трубами землю.

– Что, стуканёшь? – Спросил другой бригадир, цыкнув зубом.

– Да я уже давно стуканул. Ещё после того собрания. Вы думали я с вами в демократию играть стану? Хрен вам! Но я стуканул не в "эс бэ", а в партком управления. Как вы тут, млять, рулите, млять. "Партия, млять, наш рулевой". Вам партия, млять, доверила, а вы, млять, скурвились, как проститутки.

Смотреть на этих людей было грустно. Они искренне не понимали меня. Лоснящееся лицо Коптева пересекала презрительная улыбка.

– Ну, ты… Осторожней ходи по причалу, малыш… Снег башка попадёт… Совсем мёртвый будешь…

– Дурак ты, товарищ Коптев. Хочешь помериться? Пошли, выйдем…

– Вы как себя ведёте, коммунист Шелест, на партийном собрании? Выражаетесь нецензурно… Придётся вас вызвать на бюро и поставить вопрос о лишении партбилета…

– Не ты мне его давал, чтобы лишать…

Парторг разгневанно дышал на меня вечным перегаром.

– Вы, Владимир Иванович, хоть бы коньяк пили, что ли, не так бы смердело, – сказал я и сел на своё место. От меня сразу отсело насколько человек.

Служебный автобус развозил "трудящихся" по большой дуге, сначала объезжая Чуркин, потом Баляева, и лишь потом делал круг по бухте Тихой.

Мой трудовой день редко заканчивался вовремя, поэтому пассажиры автобуса мне знакомы не были. ЛАЗ тупо полз в подъём, урча двигателем и нагревая и так душный салон. Химический запах преследовал меня, но стал привычным.