Закончив разговор с Дайлис, я уже не в первый раз почувствовала, что мне хочется ударить телефон обо что-то твердое, вот так она на меня действовала. Это было похоже на попытку выудить информацию из ребенка. Она частенько забывалась и выбалтывала какие-либо важные (по крайней мере, для меня) новости об Уинстоне, а когда я начинала настаивать, то замолкала и смотрела себе под ноги.

Если я нажимала сильнее, Дайлис поднимала голову и смотрела на меня с такой тоской, словно смертельно больная собака. Ее взгляд умолял: «Пожалуйста, не говори Уинстону». Мне хотелось взять эту женщину за плечи и хорошенько встряхнуть. Мне хотелось крикнуть ей в лицо: «Как ты могла позволить своему сыну сбежать и бросить меня одну с этой кучей долгов?». Но я этого не делала, потому что на уровне подсознания, вероятно, понимала, что полусонная мечтательная манера поведения Дайлис была для нее лучшей защитой от действительности.

К тому времени, как я добралась до школы, часы показывали 6:28. На двадцать восемь минут позже крайнего срока. Я толкнула входную дверь, и меня встретил пустой коридор, голые вешалки для одежды, полиэтиленовый пакет на одном из них.

Я сделала глубокий вдох и вошла в класс. Для школьного клуба использовалась комната первого класса, и обычно, ожидая пока Джордж соберет свои вещи, я с удовольствием рассматривала первые детские попытки нарисовать портреты родителей. Эти наивные картинки на удивление правдиво и точно изображали взрослых, подчеркивая их привычки, от которых родители предостерегали детей (например, теребить уши или ковырять в носу).

Сейчас Джордж сидел на полу, вытянув ноги и не отрывая глаз от игровой приставки. Он не поднял головы при моем появлении, но быстрым движением убрал волосы с глаз.

Иона, молодая женщина, руководящая клубом после уроков, повернулась ко мне из-за стола и сухо улыбнулась. Ее улыбка давала понять, что это происходит в последний раз. Был пятница, сияло солнце. Она мечтала о купальнике, шортах, шлепанцах и запотевшей бутылке холодной Peroni на деревенской площади.

— Извините, — решительно сказала я. — Мне очень, очень жаль. Джордж, быстренько собери свои вещи.

— Роз? — сказала Иона.

— Я знаю. Это неприемлемо. Сколько я вам должна?

— Десять фунтов, — ответила она. — Нам приходится брать по пять фунтов за каждые дополнительные пятнадцать минут, иначе родители не осознают ответственности.

— Вот, — сказала я, вытаскивая купюру, — возьмите двадцать. Я знаю, вы не можете ждать…

— Роз, — печально сказала она, — дело не в деньгах. Это мое личное время. Я здесь с 7:30 утра, и у меня есть своя жизнь, понимаете?

Иона не повысила голос, пока говорила. Она была слишком профессиональна, чтобы злиться в присутствии Джорджа. В каком-то смысле это было даже хуже. Она говорила так, будто я подвела саму себя. Подвела своего сына.

— Мне очень жаль, — повторила я. — Этого больше не повторится, уверяю вас.

— Нам придется положить конец этой договоренности. Это просто не…

— Не надо, — перебила ее я. — Пожалуйста, не надо. Я не могу обойтись без клуба.

— Дело не в том, что я не понимаю, Роз. Я вижу, что вам нелегко. Но вы опаздываете практически каждый день, и это несправедливо. Это несправедливо по отношению к нам и к…

Она не закончила фразу, а просто перевела взгляд на Джорджа, который взял свою коробку для завтраков с подоконника и делал вид, что не слушает. Сегодня утром, когда закончилось печенье, я засунула туда персиковый йогурт, и теперь пожалела об этом. Политикой школы было возвращать пищевой мусор родителям, чтобы они знали, съел ли ребенок весь свой обед. В этом стаканчике из-под йогурта уже зарождалась некая жизнь.

Вернувшись к Ионе, я увидела, что она ждет моего заявления.

— Я не знаю, что мне делать, — честно сказала я, обдумывая логистику следующей недели.

Иона не предложила никакого решения. Меня это не удивило, поскольку ее терпение закончилось еще месяц назад. Я получала шанс за шансом и все их испортила.

Я могла бы обратиться к сестре, но сегодня было ее сорокалетие. Мы с Джорджем были приглашены на ужин, а завтра она улетала в Нью-Йорк. Мои родители жили слишком далеко, и я пообещала сестре, что никогда больше не буду их утруждать. Достаточно того, что я сильно подвела их в прошлом. На Уинстона нельзя было положиться ни в чем. Он не раз оставлял Джорджа ждать у школьных ворот, когда его внезапно подхватывал ветер приключений.

Иона откашлялась, она все еще ждала моего ответа.

И тут, очень кстати, она попыталась встать и вздрогнула.

— С вами все хорошо? — спросила я, наблюдая, как она осторожно переносит свой вес с одной ноги на другую.

— Кажется, не совсем, — ответила она и вздохнула. Дважды.

— Ох, ладно, — выражение ее лица выражало смирение и боль. — Хорошо, Роз, еще один шанс.

И прежде, чем я успела сказать, что благодарю ее, и это никогда не повторится, она наклонилась и подняла штанину.

— Я думаю, у вас найдется десять минут, чтобы взглянуть на мое колено, не так ли?

Оглядываясь назад, я думаю, что все мелкие проблемы шаг за шагом подталкивали меня к тому безумному повороту, после которого моя жизнь полетела под откос, но я уверена, что именно эта записка послужила спусковым крючком для серии последовавших за ней событий.

НЕ ЗАХОДИТЕ ВНУТРЬ. ТАМ ПАХНЕТ ГАЗОМ. СЕЛИЯ.