— А откуда ты всё это знаешь? — уточнил Хельмут, рассматривая шингстенцев.

— Дядя мне рассказал, — охотно ответил Вильхельм. — Он же сотрудничал с ними на Серебряном заливе и хорошо со всеми познакомился. Любопытный народ, говорит… — поднял он бровь и тем самым напомнил Хельмуту Генриха. Стало едва ли не тошно. — И скоро, я думаю, мы сами в этом убедимся.

Понимая, что серьёзного разговора сейчас точно не выйдет, Хельмут вздохнул и развернулся, направившись в свой шатёр. Ветер растрепал неровно обрезанную чёлку, и он резким жестом убрал её с глаз. С шингстенцами он ещё познакомится — в непринуждённой обстановке, встретив кого-нибудь из них в лагере, или на военном совете, или как-то ещё… Это неважно. Да, они союзники, но крепко дружить с ними Хельмут не собирался. Может, при других обстоятельствах Кассия заинтересовала бы его как женщина — видит Бог (и её боги тоже), она всё-таки была довольно привлекательной, к тому же её необычные способности, как магические, так и боевые, не заинтересовать не могли. Но сейчас… боль, обида, раздражение, ссора с лучшим другом и, как итог, мерзейшее настроение не позволили Хельмуту даже думать о ней.

Он шёл, шаркая по пыльной земле и не смотря ни под ноги, ни вперёд. Задумчивость его была так сильна, что он не заметил, как с кем-то столкнулся. Тут же замер, покачал головой, пытаясь прийти в себя, вырваться из этой бескрайней пучины невесёлых мыслей… Опустил взгляд и увидел Гвен.

Видимо, именно с ней он и столкнулся.

Она присела на одно колено, собирая с земли выроненные склянки. Кажется, ни одна из них не разбилась… Чёрные локоны упали Гвен на лицо, и она нервно сдула одну из прядей. Собрав склянки, она сложила их в сумку, встала и, увидев Хельмута, тут же присела в реверансе — куда более изящном, чем раньше. Видимо, Генрих научил.

— Смотри, куда идёшь, — зло процедил Хельмут, бросив на неё пренебрежительный взгляд.

— Простите, — пролепетала Гвен и наклонила голову. Кажется, она была испугана.

Он кивнул, разрешая ей идти дальше, и она бросилась прочь едва ли не бегом.

Простите… Это было первым словом, которое она ему сказала. Сказала, когда Хельмут, отбив её у фарелльских фуражиров, протянул ей флягу с водой, а она её уронила, ибо руки её тряслись от страха и потрясения. И сейчас она повторила его, и Хельмут вполне был готов простить Гвен за это случайное столкновение и невнимательность.

А вот то, что она переспала с Генрихом, простить ей он не мог.

***

Кристина раскладывала маленькие круглые дощечки с рунами вокруг себя, сидя на коленях на полу. Слуги отодвинули стол к стене, убрали ковёр по приказу господина Гленна — он хотел, чтобы ей ничего не мешало.

— Вы долго и весьма успешно упражнялись в фехтовании, — сказал он, стукнув тростью по полу, — пришло время поупражняться в магии.

Поэтому Кристина достала все руны, что у неё были, и принялась раскладывать их в круг. На камине горело три свечи, ещё одна — на столе: после небольшой перестановки он оказался далеко от центра кабинета, и оттого в комнате царил таинственный полумрак. Свечи источали лёгкие запахи жимолости, гвоздики и хвои, которые, по поверьям, лучше всего способствовали колдовству. Пару дней назад Кристина послала служанок в лавку Магдалины за этими сборами, а потом их смешали с воском и сделали свечи, которыми сейчас и освещался кабинет. Тени сгущались в углах и танцевали на полу, окна были зашторены, и Кристина в тишине слышала стук своего сердца. Но продолжала раскладывать руны, заставляя себя быть смелее. Она всегда знала, что магию не стоит бояться, что она может стать другом, если приручить её. Прямо как дикий зверь. Это тебе не кот, что ластится даже к тем людям, которых видит впервые. Это — волк, дракон, лев… словом, хищник.

Господин Гленн стоял напротив, наблюдая за ней, и в темноте Кристина могла рассмотреть лишь его седые волосы, желтовато-бледную кожу и светящиеся какой-то странной радостью глаза, прикрытые стёклами очков, которые он придерживал рукой. Чёрный удлинённый камзол сливался с окутавшей кабинет темнотой, и только шорох ткани выдавал, что они ещё не провалились в эту гулкую, густую тьму, а остались здесь, в настоящем мире.

В свободной руке у господина Гленна была книга — справочник по рунам, объясняющий каждое заклинание, которое можно сотворить с их помощью.

— Давайте сначала проверим, насколько хорошо вы помните руны, — сказал господин Гленн, когда Кристина закончила раскладывать дощечки. Она не встала, продолжая сидеть на коленях посреди кабинета, будто молилась в храме в наиболее важный момент мессы. Прядь волос, перевязанных синим филлетом, упала на лицо, но она не посмела убрать её. — Телекинез?

Кристина уже владела телекинезом и без рун, но всё же указала на нужную дощечку — на ней были нарисованы две длинные параллельные чёрточки, а между ними едва виднелась маленькая ломаная линия.

— Верно, — кивнул господин Гленн и перевернул страницу. — Морок?

А вот с мороком уже сложнее. Заклинание это было многогранным: оно могло запутать человека, заставить его пойти не туда, куда он хотел, неосознанно отойти от руны или её хозяина, заблудиться даже там, где заблудиться в принципе невозможно… Но руна была одна, и Кристина знала её хорошо. Она указала на лежащую справа от неё круглую дощечку с начерченным углём ромбиком, в центре которого также был изображён маленький крестик.

— Защита от болезней? — спросил господин Гленн, поднося очки ближе к глазам.

Кристина тут же, не раздумывая, показала на ещё одну дощечку справа, но её наставник покачал головой с лёгкой улыбкой.

— Это защита от дурного слова, — поправил он. — Что это, кстати, такое — дурное слово?

— Оскорбления, клевета, — начала перечислять Кристина, прищурившись. — Если ты кому-то откроешь свой секрет и на тебе будет защита этой руны, то человек, которому ты открылся, не сможет разболтать этот секрет. Если кто-то застал тебя за каким-то тайным делом, он не сможет никому об этом рассказать. Руна свяжет его язык. В общем, никто не сможет сказать про тебя что-то дурное или разболтать твою тайну, если случайно узнает её.