И кого там в полседьмого принесло?

За дверью оказался чрезвычайно злой Борис Константинович. А он был из тех людей, кто в гневе реально страшен.

— Какого черта ты со вчера не на связи?

— Я? Не на связи? — И тут вспомнила, что телефон и правда отключила сразу после разговора с Александром. — Ох, блин, я же совсем забыла…

Я дернулась в комнату за телефоном, чтобы включить, да Борис оказался быстрее.

Цепкие, жесткие пальцы впились в предплечья:

— Ты хоть понимаешь, что я пережил за это время? Может ты уже свалила куда-то или вообще руки на себя наложила?

От такого заявления я даже несколько обалдела:

— Совсем с головой не дружишь? — Перешла на ты, поскольку дальше выкать не видела смысла.

— Да это вы, бабы, вечно с головой не дружите! Там Красавчик понял, что дров наломал, если бы не коляска, то уже бы и на одной ноге припрыгал. И Тим пол ночи не знал куда себя девать. Хорошо, что Глеба увезли туда, где и связи нет, а то бы точно все коту под хвост пошло.

— Вы хоть маме не догадались позвонить? — Первое, что пришло в голову. Мужчины мужчинами, а родителю нечего нервы трепать.

— Догадались, но напугать не успели. Саша позвонил, твоя мама ему и рассказала, что ты звонила со стационарного. — Он выдохнул со злостью и проорал. — Но это было уже в пять утра!

В пять утра! Это, называется, “не напугали”!

Я опять дернулась, но Борис держал крепко и смотрел жгуче, раздражение на пополам с расчетливым интересом, а потом склонился и прижался губами, углубляя поцелуй, превращая его в захватывающее, горячее приключение с укусами, сплетением дыханий и невозможностью отказаться.

Это не был поцелуй влечения, желания или даже интереса.

Борис пытался разделить свою злость, скинуть ее и успокоиться. Я же… Я поступала аналогично, только к злости примешивался страх будущего, обиды, горечь. Не предательства, можно ли назвать предательством произошедшее?

С трудом разорвали связь, тяжело дыша, не отрывая взглядов.

— Нам надо остановиться…

— Надо. — Он согласно кивнул. — Выплеснув эмоции, Борис снова применил к себе образ холодного медицинского работника. Он отстранялся, глаза заволакивало льдом.

— Вещи собрала? Да? Тогда одевайся, позавтракаем по дороге.

Непрерывная, утомительная, со срывами, проклятиями, радостями, надеждами и бесконечной усталостью. Суета.

Так бы я охарактеризовала весь последний месяц после перелета, как и сам перелет. Последнее событие, которое я бы могла, пусть и с натяжкой, но охарактеризовать, как “спокойное” — это был завтрак с Борисом в небольшом кафе.

Уже успокоившийся мужчина с упоением жевал омлет, а я ковыряла блинчики с творогом, больше налегая на кофе.

Большую часть времени мы не разговаривали, я успела в дороге позвонить маме и успокоить не столько ее, сколько себя, что они с папой не вылетели в Питер в поисках потерявшегося ребенка. Несколько звонков с незнакомых номеров проигнорировала, на пропущенные от Саши и от Тима долго смотрела, но так и не решилась перезвонить.

Я очень хотела услышать их голоса, да-да, и Тима в том числе.

Но продлевать собственную агонию, зачем?

Я и в самом деле устала прощать, устала подстраиваться под три таких разных характера. За несколько месяцев со дня знакомства с соседями, я превратилась из чуть ироничной, смешливой, наивной, в чем-то глупой и позитивной женщины в нечто истерично-слезливое. Бесконечная затянувшаяся, никому не нужная драма — вот во что превратились эти отношения.

Окончательно добили слова Саши о том, что он будет спотыкаться о воспоминания обо мне. Пусть он и сказал такие неприятные для меня слова во взвинченном состоянии, после тяжелого дня, после подписания договора, после болезни Глеба… Перечислять еще долго можно.

Да только через все тоже самое прошла и я. Почему же не позволяла себе срываться на них, почему пыталась понять, поставить себя на место каждого, навести мосты, наладить отношения, сгладить углы?

И теперь чувствовала себя полностью морально опустошенной, выжатой.

Переживания по поводу переезда отошли на задворки сознания. Оставила все, там, в сером прошлом.

На место страху пришло ожидание. Там же все другое! Люди, жизнь, работа. Там даже этикетки на молоке другие.

Аэропорт жужжал. Впрочем, слово “жужжал” не описывает полностью всей царящей в нем суеты. Я, непривычная к такому движению, поскольку раньше передвигалась исключительно наземным транспортом, то и дело терялась и благодарила всех, кого только можно, за то, что рядом был Борис. Он не обращал совершенно никакого внимания на царящий вокруг хаос и шел напролом, раздвигая людей, двигаясь к своей цели. Я торопилась за ним следом, боясь запнуться или отстать. В этом случае меня ждал позор — заблудиться “в трех соснах”.