Шрифт:
– Фсо ф борядке? – играя интонацией и бровями, спросил «Вштанынадул», как обозвал про себя его Леха.
«Какой там, блядь, в порядке», – хотел Лешка ответить, но вырвалось, конечно же, предательское:
– Ыык!
«Вштанынадул» спрятал улыбку в кулак, но лучше бы он этого не делал, у Лешки и так пузо от икоты болело, еще и страшно стало до рези в животе так, что возник закономерный вопрос: хорошо ли он помыл руки салфеткой перед едой. Затем и очередной постучался – нахрена он столько сожрал? Теперь ведь и казус произойти может. Хрен его знает, от чего именно прихватило живот.
– Бойдем! Бойдем со мной! – поманил рукой абрек, страшно улыбаясь, и вот тут-то Лешка понял, что шуточки кончились. Даже живот его это понял и перестал икать. Стараясь не обделаться напоследок, он метнулся к двери в ванную, собираясь броситься под крыло смелому Ваньке – он же братан, брателла, братуха, он спасет.
Но был предательски схвачен в полете и закинут на плечо.
– Э! Нэ хочешь бойдем, я бонесу!
Не надо было давить своим каменным плечом Лешке на живот. Не надо было.
– Поставь! П-поставь! – заскулил Леха, и, на удивление, этот мужик со шрамом на правой брови и оттопыренными ушами послушался его и опустил на пол. Леха снова заикал, схватившись за живот. «Слава богу пронесло! – подумалось радостно, что не опозорился кое-чем похуже, и тут же мстительно пожелал Вшатнынадулу: – Шоп тебя так пронесло!»
Не вслух, конечно. Он хоть и дурак, но не дурак же.
– Бойдем, Льошька! – Бородач схватил его за руку и потянул – впрочем, вполне себе деликатно потянул, – за собой вдоль красиво отделанных белых дверей с позолоченными вензелями.
– Вилька, бля, ыыг! – возмутился Лешка. Вот так его еще точно не обзывали. – К твоему сведенииик-ю, вилька, булька, тарэлька – гык! – пишутся и произносятся без мягкого знака-ык!
Лопоухий абрек внезапно захохотал так, что эхо прогулялось по коридору и вернулось обратно.
– Я для тебя, гык! – Алексей. Быстров Алексей Сергеевичгык! – с достоинством начал, но закончил икотой Леха.
– Захадьи, Алексэй Сэргээвичгык! – охранник открыл дверь и поклонился в этот бесячем восточном стиле.
Если бы не разница в росте и весе, Леха бы укусил этого абрека со всей дури, куда достал бы. Но он же не дурак. От злости икота снова куда-то спряталась. А в комнате, куда его привели – от психов Леха даже не заметил куда они и сколько раз сворачивали, – было шикарно: белые с золотом подушки, низенький столик, уставленный изумительной красоты посудой и кувшинами, и даже бутылка воды. Вот ее-то Леха и схватил, давясь и глотая, чтобы не дать больше икоте ни одного шанса высунуть свой паскудный гык! Весь столик был уставлен фруктами, орешками, сладостями, и у в общем-то неголодного Лехи руки так и зачесались попробовать необычные и офигенно красивые на вид конфеты и пирожные. Одернув себя, – ну не свинья же он! – Леха повернулся к Вштанынадулу, который смотрел на него, как на щеночка, заигравшегося со слишком большим для него мячиком – с умилением. И вместо вопроса, который крутился у него на языке, всхлипнул:
– Я домой хочу. К маме…
– Э, уважяймый! Алексэй Сэргээвичгык! Ты кушай, кушай. Смотри какой хороший комнат тебе даль. Явар ибн Абдул-Азиз в гости брывез. Бльохо не будэт.
– А телефон?! Где мой телефон? Мне надо маме позвонить! У нас две сториз уже пропало! Наши подписчики нас потеряли, в суд подадут!
Маленький и воинственный смешной петушок распушился перед Абдул-Авалем, и хоть он не знал, какую судьбу ему уготовил господин, но почему-то его захотелось успокоить и пожалеть. Хотя в душе у большого и грозного бойца жалости к мужчинам не было. Раньше.
– Нэт телефон. Телевизор смотреть. – покачал головой Абдул. – Отдыхать.
Глава 8.
В джакузи Ванька еще не плавал, конечно, чего уж кочевряжиться, потому залез в этот мини-бассейн, включил подсветку и пузырьки, протяжно застонал от кайфа, который начал получать с первых же секунд – вот знают толк в удовольствиях эти арабы. И прямо-таки удивительно, что тут имеется европейская ванная и нормальной человеческий сортир. Хотя, даже два – один поменьше, другой побольше. Под разный размер жопы, что ли? Однако присмотревшись, он сообразил, что это биде и хмыкнул. Лакшери, емае. У богатых свои причуды и унитазы тоже свои. Потом, после того, как почти уснул в горячей воде, нашел на полке бритвенный набор, доделал то, что не смог в самолете, – а то вдруг «брынц» припрется, а у него морда небритая и подмыхи, – расчесался, надел белый, как в отелях, халат и вышел в комнату, собираясь поделиться ощущениями от водных процедур с Лехой. Однако вместо Лехи на полу, сложив ноги калачиком, сидел араб в белоснежных одеждах.
– Меня зовут Рауф, – представился незнакомец на сносном английском, поднимаясь. – Я пришел подготовить тебя к встрече с господином.
– Это еще как? – спросил Ваня с подозрением. – Где Леха?
– Абдул увел твоего друга. В другую комнату. Подними руки.
Ваня изогнул бровь, но руки поднял, поняв, что вот эта рафаэлка восточного розлива, порхающая вокруг с деловитостью пчелы, ему вреда не причинит, даже если захочет. Слишком мелкий, карманный какой-то, разве что владеет секретными приемами бесконтактного боя или задушит его ароматом своих духов. Они тут все, походу, благоухали, как лавка парфюмера. Обояйдя его со спины, Рауф остановился и дернул полы халата в стороны, глянув на Ванькины причиндалы и цокнув: