– Сегодня лучше уже его не беспокоить. Я буду говорить вам, если что-то произойдет.

Явар кивнул, соглашаясь, и за последующие несколько часов Рауф приходил с докладом не единожды, сообщая, что этот взбалмошный русский перебил все коллекционные пиалы из сервиза, не пощадив даже блюда с искусно выписанным караваном, бросался в Басыра подушками, когда тот зашел узнать, что происходит, попросил принести бутылку колы, вылил ее в биде и набросал туда каких-то жевательных таблеток, которые были с ним в кармане куртки и которые ему оставили, не усмотрев в них опасности. Оказалось – зря.

– Из биде идет пена, – сообщил Рауф таким умиротворенным тоном, будто у них у всех ежедневно из биде шла пена, затапливая все вокруг.

– Позови уборщика, – сказал Рауф, сдерживаясь, чтобы не расхохотаться. – И заберите из комнаты все, что еще можно испортить. А хотя – пусть портит. Купим новое, еще лучше.

Рауф удалился, чтобы прийти через четверть часа:

– Погнул решетку открученной ножкой кровати.

– Но не выломал же?

– Ее невозможно выломать, мой господин. Назвал Басыра продажной женщиной, которая оказывает услуги за горсть фиников. Попросился к своему другу.

– Отведите. И подайте ужин.

Ничего, перебесится – и начнет привыкать к красивой жизни. Явар еще ни разу не видел такого, чтобы женщины в гаремах, те, что жили до этого в обычных домах, где нужно было платить за коммунальные услуги и мечтать о новом телефоне на день рождения, жаловались на то, что каждый день едят медовую пахлаву и отдыхают в саду с павлинами. Правда, они все были женщины и ни одна из них до этого не была популярной медийной личностью. И не говорила басом, когда злилась. Но ничего – все бывает впервые, даже Ванья Никифороф.

Ансари после той ночи, когда Явар совершенно внезапно отослал его в свои покои, попытался узнать у главного евнуха Вараки, что случилось с их господином. Такого азарта у него он не видел давно, хотя воспитывался при дворе ибн Абдул-Азиза с детства. Но евнух, шайтан, ожидаемо ничего не рассказал, ссылаясь на то, что не его это дело. Ни Рауф, ни Аиш тоже ничего не знали о новых гостях, которых поселили в гареме. Только песню слышали и видели в окна неподобающе одетых двух парней, которые разговаривали на языке, очень похожим на треп Данияля, когда тот изредка говорил с Яваром по-русски. Поэтому к Даниялю он и пошел: днем по территории гарема можно было передвигаться спокойно и свободно.

«Двадцать два года – хороший возраст, – размышлял Ансари, приводя себя в порядок перед посещением единственного славянина в гареме. Вдруг и господина по пути встретит? Он всегда должен выглядеть великолепно.

Аишу был самым младшим в гареме, ему было девятнадцать, но молодость – это не только достоинство, но и недостаток. Куда ему, юнцу, не имея такого опыта, как у Ансари, рожденного арабкой от французского посла и воспитывавшегося при дворце отца Явара. Принц был мужчина горячий, а Ансари – добрый, но ревнивый. Но все равно, как ни старался Явар никого из гаремных не обижать, а Ансари в его постели оказывался чаще иных. Вот опыт ему и подсказывал, раз даже Варака и Рауф ничего не знают, надо идти к Даниялю.

Видимо, остальные подумали так же, потому в покоях Данияля было тесновато: пришли все – вздорный и склочный Аиш лениво лежал, поглощая пахлаву, и даже Рауф не погнушался, выбирая инжир покрупнее. Открытого противостояния в гареме никто бы не допустил, но и дружбой тут не пахло. Потому что каждый сюда попал по разным причинам, но по крайней мере – добровольно, а не как новые гости, в лицах которых удовольствия не было ни на грош, что было заметно даже из окна.

Данияля опасаться не стоило – это был пофигист высшего разряда, как он сам о себе говорил. Но не только на словах – он и в жизни действительно не стремился занять первые места. Работая в прошлом в эскорте, он к моменту попадания в гарем устал от борьбы и расслабился здесь, привыкнув отдыхать и ничего не делать. Аиш, выбравшийся из низов, имея родителей – простых рабочих на финиковой фабрике, попал в гарем случайно, потому что красив был как гад, кем и являлся и даже не пытался это скрывать. У-у, гюрза малолетняя! Впрочем, некрасивых тут не водилось – каждый из четверых блистал своей особенной красотой и шармом.

Конец ознакомительного фрагмента.