Шрифт:
Он сдержался только потому что снизу вверх на него смотрела его маленькая дочь.
— Иди пока покатайся на… на вон той штуке, — кивнул Вишневский на скособоченную карусель, и когда Валюша убежала, обернулся на бугая напротив: — Не лезь, куда тебя не просят, ты понятия не имеешь, какие нас связывали отношения. Ты вообще им никто и пока не вернется Аглая, с дочерью побуду я.
— А теперь ты слушай сюда, небожитель, — визави тоже сменил тон, — я, конечно, гарвардов не кончал, но в жизни кое-что да смыслю. Ты бросил их, их обеих, так что проваливай. Она попросила меня забрать дочь. Меня, а не тебя. Сечешь?
Обрюзгший гризли бесил его все больше и больше. Эта его рожа с розовой кожей, белесые ресницы, рыбий взгляд и напускная самоуверенность.
Неужели она с ним… Этим уродом?
Неужели у нее все настолько плохо?
Чем он ее зацепил?
Он ощутил, что теперь им обуяла не только ревность к дочери, а что-то другое. Что-то похожее на… ревность к Веснушке?
Она и вот он, и его жирные лапы…
— Дай мне номер ее телефона, — скрывая ярость, отрезал он.
— У тебя и номера ее нет даже? — хохотнул. — Совсем все плохо, да?
Да он откровенно нарывается!
Вишневский ощутил, как дернулись уголки губ, совсем как у волка, когда тот собирается наброситься на бестолковую добычу и с хрустом перекусить сонную артерию.
Его бесил этот мудак и он как никогда был близок к тому, чтобы дать ему по морде.
Обернулся на дочь: та сидела на качелях, внимательно глядя на двух здоровых дядь, которые явно надумали что-то недоброе. Потом снова посмотрел на Валентина, дав тому последний шанс.
— Мы подождем ее возвращения здесь, на детской площадке. Мы — я имею в виду не нас с тобой, конечно.
— Аглая доверила забрать ребенка мне. Меня Валюша знает, а кто для нее ты? Просто левый мужик, им и останешься. Уж я позабочусь.
Вот и она, последняя капля, что переполнила чашу его поистине ангельского терапия.
Прикрыв глаза, он шумно выдохнул через нос и, взяв обеими руками Валентина за воротник, будто намереваясь поцеловать, со всей дури впечатал свой лоб в его переносицу. Сильно, до хруста в чужих костях.
Увалень отпрыгнул на шаг назад, зажав нос скрещенными ладонями. Сквозь пальцы-сардельки потекли струйки крови.
— Да я тебя закопаю, урод! …, …, …!
Сквозь поток нецензурной брани Вишневский сначала услышал плач Валюши, а потом увидел Веснушку.
Она в прямом смысле летела разъяренной фурией. Проскочив мимо них, подбежала к дочери и, взяв ее на руки, принялась успокаивать:
— Дяди так просто играют, милая. Это такая взрослая шутка.
— У дяди Вали кро-овь из носа-а иде-ет…
— Это не кровь, тебе просто показалось.
Удерживая ее так, чтобы дочь не видела картины напротив, подошла к Валентину и пихнула ему в руки упаковку влажных платков. Потом обернулась на Вишневского, и ему показалось, что настолько лютой ярости в чьем-то взгляде он никогда не видел.
— Чтобы я не видела тебя больше возле моего дома. И возле моего ребенка. Никогда, слышишь?
— Он нарывался! Ты вообще в курсе, кто он? Слышала, что он несет?
— Какой же ты… — стиснула зубы и окинула его взглядом с головы до ног, — … ненавижу!
И быстро чеканя шаг пошла к дому.
Артур смотрел на заплаканное лицо девочки, что положила подбородок на плечо матери, потом опустил взгляд на зажатую в ладошке упаковку желейных мишек…
Она боится его. Боится собственного отца. И вместо того, чтобы как-то найти контакт, он, сам того не желая, испугал ее еще больше.
— Ты услышал, что она сказала? — вмешался в хаос его мыслей гундосый голос Валентина.
Вишневский посмотрел на неказистого противника и ощутил, что чертовски устал.
И что точно не сделает того, что от него потребовали. Он не исчезнет из их жизни. Теперь определенно нет.
— Да пошел ты, — развернулся и зашагал к своей машине.
Часть 7
Он не видел их несколько дней, вплоть до следующих выходных. Просто решил, что нужна передышка: ему, ей, им обоим. Нужно остыть и привести голову в порядок. Свыкнуться мыслью, что теперь он отец. С последним было особенно сложно, потому что кроме пары мимолетных встреч у него совершенно не было времени чтобы узнать эту девочку ближе.
— Я съезжаю в конце месяца, — довел до сведения матери за ужином в субботу. Как обычно, в моей манере, словно между прочим.
— Как в конце месяца? — отложив прибор, округлила глаза Инна Алексеевна. — Но к чему такая спешка? Мне казалось, что тебе нравится жить здесь.
— Нравится, но ездить туда и обратно каждый день будет не слишком удобно. К тому же пора уже оторваться от твоей юбки, тебе не кажется?
— Как будто бы ты за нее когда-то держался, — махнула рукой мать, не оценив сарказм.