Шрифт:
— В смысле — нет папы? — опешил он. — Совсем?
— Совсем.
— И где я? Ты что, наплела ребенку расхожих сказок о том, что ее отец капитан дальнего плавания, который затерялся где-то в море? Или что там в этом случае говорят.
— Я сказала, что тебя просто нет. Вырастет, сама поймет. И наверняка примет мою сторону.
— Я не согласен.
— Мне все равно. И на тебя, и на твои слова.
Вот упрямая!
Он злился, негодовал, не понимал, какого черта происходит. Разговор пошел вот совершенно не по тому сценарию, что он себе придумал.
Он впервые очутился в подобной ситуации и оказался к такому совершенно не готов, хотя раньше думал, что ничто не сможет вывести его из равновесия. И даже понимая, что сказанное им сейчас вот совсем не добавит ему плюсов, он решил, что обязан скинуть с нее спесь и вывести разговор в то русло, что выгодно ему.
Конечно, он прекрасно знал, что все сказанное им будет полной профанацией, но был обязан проверить ее настоящие эмоции.
— Все равно на меня, значит… — тихо проговорил он и подошел к ней еще ближе. Убрал упавшие на грудь рыжие пряди и не без удовольствия отметил, как быстро забилась венка на ее шее и как тонкие предплечья покрылись мурашками. — Тогда я просто заберу у тебя свою дочь, — это прошептал уже на ухо. — Вот и все.
Где-то внизу бахнула металлическая дверь и послышались тяжелые шаги по ступенькам.
Она подняла на него округлившиеся глаза, в которых плескался настоящий животный испуг.
Она, та самая Веснушка. Без налета стервозности и напускной смелости. Он сделал ставку на не совсем честную игру и она оказалась верной.
— Ты не посмеешь.
— Еще как посмею, ты же знаешь. Ты сама отказалась со мной по-хорошему. А по-плохому я не люблю.
— Да как ты…
— Ты с самого начала повела себя неправильно, все решила за меня. Почему бы мне не взять реванш?
— Да она не нужна тебе! Ты хочешь сделать это мне назло, да? Скажи, что я права. А я права!
— А что тут у вас происходит? — раздался за спиной удивленный бас, и Вишневский раздраженно обернулся.
Позади стоял огромный, словно медведь, мужик, удерживая в каждой руке по пакету из супермаркета. Да в нем килограмм сто пятьдесят, не меньше. Здоровенный белобрысый гризли: грузный, неповоротливый.
Но не смотря на его габариты Вишневский был твердо намерен избавиться от мешающего элемента. Даже рискуя своими идеальными зубами.
— Шел бы ты, мужик, куда шел.
Мужик захлопал белесыми ресницами и перевел непонимающий взгляд на Веснушку:
— Аглая, это вообще кто?
Веснушка скинула со своего плеча руку Вишневского и, вздохнув, устало провела ладонью по лицу:
— Это Артур, мой… знакомый. Артур, это Валентин. Мой сосед и друг.
Тот самый Валя?
М-да, совсем не так он его себе представлял. Этому Вале только тушки освежевывать. Причем голыми руками.
Но не взирая на это элемент не переставал быть мешающим. И Вишневский, рискуя своим элитарным фейсом, кинул на человека-гору хмурый взгляд:
— Иди, Валя. У нас тут серьезный разговор с твоей соседкой.
— Аглай… — одно слово, а звучало как призыв к действию. Ручки пакетов тревожно затрещали в огромных кулаках.
Вишневский знал, что большие шкафы и падают громко, и настроение, кстати, благоволило как никогда, но драка закончилась не успев начаться.
— Иди, Валь, все нормально, — снова вздохнула.
— Точно?
— Точно.
— Ну, если что, зови, — предупредил он и, переваливаясь, скрылся за соседней дверью.
— А он всегда девушку свою бросает в подобных ситуациях? — кивнул ему вслед Артур. — Не дрищ, а все равно лох.
— Я сама ему сказала уйти!
— Послушный, значит…
— Что тебе нужно, Вишневский, а? Четыре года тебя не было и вот! Ты специально вернулся, чтобы мне жизнь испортить?
— Ма-ам, — в дверном проеме появилась лохматая макушка. Увидев Артура, девочка улыбнулась. — Привет.
— Привет, — поздоровался он, пытаясь понять, что чувствует теперь, узнав, что она точно его дочь. Опустившись на корточки, аккуратно дернул ее за тощую косичку: — Как дела, Кнопка?
— Я не кнопка!
— А кто же ты?
— Меня зовут Валюша! Но мама называет меня вишенкой.
— Милая, иди в дом, ладно? Тут дует, — засуетилась Веснушка, осознав, что дочурка сдала ее буквально с потрохами. — Я сейчас приду. Иди.
— А он? — с детской непосредственностью кивнула на Вишневского.
— А он уже уходит, — спровадив дочь, бросила на Артура полный бессилия взгляд.
— Вишенка, значит… — проговорил он вслух. — А теперь повтори еще раз, как сильно я тебе безразличен.