Комок, вдруг образовавшийся в горле, мешал говорить, да и слов не было.

Алекс ушёл на рассвете. Оделся, стараясь не шуметь, наверное, боясь разбудить, и, легонько поцеловав меня в висок. Я не спала. Сквозь прикрытые ресницы смотрела, как он одевается, пытаясь запечатлеть в памяти каждое его движение, каждую черточку его лица, изгиб его тела. Он ушёл, дверь тихонько закрылась. Я, всхлипнув, уткнулась лицом в подушку, ещё хранящую, его тепло и разрыдалась. В холодной предрассветной темноте я думала, что сойду с ума.

Зачем он появился в моей жизни, тихой, тусклой, однообразной, но с которой я уже как-то смерилась и к которой привыкла. Он ворвался в неё, взбудоражил, расшевелил меня, мою душу, вызвал вихрь таких чувств и эмоций и ушёл.

Я сама виновата, зачем было так близко к сердцу принимать это случайное приключения, которое, я ведь знала это с самого начала, не буде иметь продолжение. Но по-другому с этим мужчиной не могло быть, он, в общем-то, абсолютно не интересуясь моим мнением, покорил меня, особо не напрягаясь, как бы мимоходом подчинил своей воле. Он полностью завладел моим телом и моей душой, и моим сердцем, а я доверилась ему, отдалась ему вся без остатка.

Мужчина, реальное воплощение моей мечты, ставший почти сразу для меня таким близким и почти родным, каждая минута знакомства с которым были сказкой наяву. Теперь я точно знаю, что чувствуешь, когда сердце болит. И всё было ещё ужаснее от мысли о том, как несправедлива моя судьба или не знаю, что… жизнь? Ведь всё может быть по-другому, точно может! Но нет… Он ушёл.

Ещё накануне Алекс сказал мне, что этот шикарный номер снят до вечера дня моего отъезда, и я могу пользоваться им. Но оставаться здесь, где всё напоминало о моём закончившемся, таком кратковременном счастье, я не хотела, и нарыдавшись до бессилия, я вернулась в свою скромную комнату.

***

Такси шустро бежало по направлению к аэропорту Пулково, неумолимо сокращая расстояние между мной и моей жизнью, той в которой остался Алекс. Я не представляла, как теперь буду жить дальше. Жить я, наверное, не смогу, смогу только существовать. Воспоминания о наших отношениях, которые должны были бы хоть чуть-чуть заглушить мою боль, действовали наоборот. Мне было так плохо, что было трудно дышать и приходилось заставлять себя делать вдохи, а ещё хотелось кричать от отчаянья и невозможности что-либо изменить.

Таксист пытался разговаривать со мной, но я не реагировала и не отвечала, погруженная в свои печальные мысли. В аэропорту он вытащил мой чемодан из багажника машины и пожелал мне приятного полёта, я горько усмехнулась ему в ответ.

Я быстро прошла регистрацию, потом наступило тягостное ожидание посадки, и, наконец, мы взлетаем. И вдруг я подумала, что у меня не осталось даже фотографии Алекса, ни номера телефона, вообще ничего, кроме того дорогущего вечернего наряда с нашего первого свидания в шикарном ресторане. Остались только воспоминания и холодная пустота одиночества.

В Москве до самолёта во Владивосток у меня было почти два часа. Я пыталась представить себе, чем в это время, пока я, тихонько оплакивая свою судьбу, мог бы заниматься Алекс. И вдруг осознала, что совсем ничего не знаю о нём. За эти дни мы много разговаривали, но как-то получалось, что в основном только обо мне. Алекс интересовался, расспрашивал, внимательно слушал, но всё обо мне. Я не знала ничего, даже сколько ему лет. Мне казалось он старше меня лет на семь – восемь. О нём я знала лишь то, что он иностранец, превосходно говоривший по-русски, и что он, по-видимому, очень богат, о чём можно было судить по его неброским, но дорогим вещам, привычки выбирать лучшее, не в чём себе не отказывать, и позволять себе всё, что угодно, не задумываясь, расплачиваться, не глядя на счета. И больше абсолютно ничего.

Поток этих моих мыслей прервала другая. Я вдруг, не просто представила, а физически ощутила, что нас будет разделять расстояние почти в десять тысяч километров, а если Алекс, будучи иностранцем, уедет дальше на запад, то ещё больше. И это расстояние представилось мне огромной, просто гигантской пропастью, стирающей все шансы когда-либо встретиться вновь.

Я и так пыталась из всех сил сдерживать слёзы, не желая разрыдаться на глазах нескольких сотен человек. От новой волны отчаянья меня спасло объявление о начале посадки.

Рейсы Владивосток – Москва и обратно выполняются большими самолётами, вмещающими почти триста человек, и они всегда полны, и сейчас толпа людей поднималась со своих кресел в зале ожидания и выстраивалась в очередь к телетрапу. Я встала не сразу, спешить некуда. И тем не менее, когда в самолёте я заняла своё место, салон был ещё далеко не заполнен. Зарегистрировалась я заранее, через онлайн бронирование. Полностью поглощенная Алексом, я напрочь забыло о необходимости сделать это. Алекс напомнил. Мы сделали это вместе. Место я выбирала ещё при покупке билета и выбрала тогда тринадцатый ряд. Для меня тринадцать – это хорошее число. Тринадцатого мне обычно везёт, вопреки суевериям.