Однажды Алекс вдруг задержался на одной из фотографий, взяв фотоаппарат у меня из рук стал увеличивать фрагмент. На заднем плане был человек, совершенно не знакомый мне случайный прохожий. Хотя я старалась сделать снимок так, чтобы в кадр не попадали случайные люди, не всегда это было возможно, как и в этот раз. Но почему-то именно этот человек, привлёк внимание Алекса.

– Ты встречала его ещё где-нибудь?

– Нет, ты его знаешь?

Алекс помедлил минутку:

– Нет, не знаю. Мне показалось, что он мне знаком. Но это не так.

Проходили дни и возможно когда-то это состояние безмятежного роскошного отпуска и надоест мне, но не сейчас. Сейчас его омрачало лишь то, что мы не так много времени проводили вместе с Алексом, как раньше. Но всё же мы были вместе. Я понимала, что просто не имею права укорять его в том, что он уделяет мне мало времени.

Постепенно, Алекс стал возвращаться всё позже, и я замечала, что, всё чаще и чаще, он выглядит каким-то уставшем, и, как будто, замыкается в себе. Он стал молчаливее. Нет, отношение ко мне не изменилось, оно было, как и прежде, нежное, заботливое, ласковое, но покровительственное. Но мы реже стали заниматься сексом. Теперь чаще он просто обнимал меня, крепко прижимая к себе, и так засыпал. Я не о чём не спрашивала. За время нашего знакомства, я хорошо усвоила, что спрашивать его не имеет смысла. Если Алекс посчитает необходимым, он сам все расскажет, а если он так не считает, никакие расспросы ни к чему не приведут.

Лёгкий вечерний ветерок гнал прохладу с реки Сены. Деревья слегка шевелили листвой, отбрасывая длинные причудливые тени. А я вдыхала волшебный воздух – воздух Парижа. Говорят, он особенный. Его даже запечатывают в металлические бутылочки и продают. Туристы охотно покупают такие сувениры, чтобы увезти домой. Сначала я, конечно, смеялась над этим, как и все здравомыслящие люди. Но со временем пребывания здесь, я сама вдруг ощутила, что это правда. Воздух Парижа, его нельзя описать, его нужно почувствовать, впитать. Я почувствовала. Может быть, это и есть запах романтики. Хотя, конечно, это было лишь обрамление моего состояния, того самого состояния счастья рядом с любимым мужчиной, в его заботе, в надёжности рядом с ним, в роскоши, которую он мне предоставил.

Мы с Алексом сидели за металлическим столиком на улице, через дорогу от набережной Сены. Парижане предпочитают устраиваться не в самом помещении кафе и ресторанов, а располагаться именно за такими, выставленными прямо на тротуаре столиками. Никого ни капли не смущает, что тротуар при этом зачастую полностью загорожен и места пройти просто не остаётся. Прохожие вынуждены пробираться, через стулья и столы, заглядывая в тарелки сидящих. Французы, любящие показать себя и просмотреть на других, общительные и вполне жизнерадостные люди именно в этом видят всю прелесть. А приезжие, не привыкшие к таким неудобствам, пусть привыкают или просто смеряются.

Я доела последнюю каплю божественно вкусного мороженного и отодвинула чашку. Алекс не спеша пил кофе, задумчиво глядя куда-то.

Сегодня мне было не по себе. И это было, потому что я явно видела состояние любимого. Сейчас за столиком кафе, в этот прекрасный вечер Алекс выглядел слишком уставшим и подавленным, и я не выдержала, я больше не могла молча делать вид, что всё хорошо и не о чем беспокоится:

– Алекс, скажи мне, что – то случилось, ты…, – я не успела закончить свою осторожную фразу.

– Тебя это не касается.

Хоть я и не ждала, что он всё расскажет мне, он ответил так резко и неожиданно грубо, что я вздрогнула.

– Прости, – голос его стал значительно мягче, и он погладил меня по щеке, – прости, но это действительно тебя не касается. Всё в порядке.

Но теперь для меня стало абсолютно очевидно, что всё далеко не в порядке. Никогда ещё Алекс не повышал на меня голос. Я мочала.

– Давай-ка завтра съездим куда-нибудь вдвоём, только мы с тобой. Во Франции много красивых мест, я покажу их тебе.

– А как же твои дела, ты сможешь оставить их?

– Это не важно. Я хочу побыть с тобой и сейчас это важнее.

Алекс протянул руку ко мне, собираясь опять дотронутся до моей щеки, но вдруг резко отдёрнул. Взгляд его стал напряжённый, затем окаменел, зрачки потемнели. Он смотрел мимо меня на проезжую часть. Я обернулась, потому что сидела спиной к дороге. Столик наш стоял почти на самом краю тротуара и около нас, прямо напротив, остановился большой роскошный тонированный седан. Стекло задней дверцы автомобиля опустилось как раз в том момент, когда я повернулась, и передо мной в тёмном прямоугольнике салона предстало лицо мужчины, пожилого, с приятными чертами киношного аристократа. Он улыбался. Но улыбка его была не доброй, в ней явно сквозило какое-то злорадство.

– Алекс, – произнёс мужчина, несколько растягивая слова. Из его фразы я поняла только это, потому что остальное он сказал по-французски. Но речь явно касалась меня, потому что незнакомец несколько раз кивнул в мою сторону и снова улыбнулся уже мне, чуть наклонив голову, как будто в шутливом поклоне. В этот момент из-за плеча мужчины в глубине салона показалось ещё одно лицо. Это было лицо обворожительно красивой женщины. Несколько старше меня, брюнетки, с ярко накрашенными губами, громадными глазами в обрамлении густых длинных ресниц. Стрельнув взглядом в меня, она остановилась на Алексе, но ненадолго, потому что Алекс что-то не очень вежливо ответил, мужчина рассмеялся и, не спеша поднявшееся стекло, скрыло его в глубине автомобиля. Вместе с ним исчезла и женщина. Машина плавно двинулся вперёд.