И, наконец, брак тоже считается у нас таинством, так как мы получаем через него невидимую благодать, о которой не имеем ни малейшего понятия. Протестанты и неверующие, рассматривающие брак лишь как гражданский договор, а не таинство, получают при этом ровно столько же ощутимой благодати, сколько и любой добрый католик; мы не замечали, чтобы последние благодаря скрытому действию таинства становились более верными, постоянными и любящими супругами; нам с вами, сударыня, знакомы многие, кому этот обряд сообщил лишь благодать взаимной ненависти.

Я не буду говорить здесь о множестве других магических церемоний, совершаемых некоторыми христианскими сектами и отвергаемых другими, которым святоши придают самое большое значение, в твердой уверенности, что посредством этих ритуалов бог невидимо источает свои милости. Все эти обряды и церемонии заключают в себе, конечно, важные тайны, да и самый способ их действия, конечно, не менее таинственен. Так, вода, над которой священник произнес несколько нечленораздельных слов, приобретает невидимую силу невидимо же изгонять злых духов, невидимых по своей природе. Так, масло, над которым епископ пробормотал несколько невнятных формул, может сообщить людям и даже неодушевленным предметам, например, дереву, камню, металлу и стенам, невидимые свойства, которыми они раньше не обладали. Во всех церковных обрядах нам в конце концов только и показывают одно чудо за другим, а ничего не понимающая толпа с тем большим восторгом изумляется, любуется и трепещет; понимай она хоть что-нибудь во всех этих таинствах, они перестали бы вызывать столь страстное преклонение.

Жрецы всех народов начинали с шарлатанства, фокусничества, прорицаний и колдовства. Мы видим такого рода людей у самых отсталых и диких народов; они всюду существуют вследствие невежества и доверчивости себе подобных. Этих людей считают высшими существами, одаренными сверхъестественными способностями, избранниками самих богов, потому что они делают вещи, выдаваемые и принимаемые за чудеса; невежды же легко видят чудесное во всем. Даже и у наиболее цивилизованных наций народ всегда остается самим собой; слишком часто даже и здравомыслящие люди в делах религии разделяют народные представления; таким образом, священники продолжают при всеобщем одобрении заниматься своим старинным ремеслом.

Не удивляйтесь же, сударыня, тому, что наши епископы и все простые священники занимаются магией или фокусничеством на глазах у людей, питающих слепое пристрастие к древним обычаям и привязанных к ним тем более, чем менее им понятно их происхождение. Все таинственное имеет необычайную прелесть для невежд; чудесное завораживает людей; этим чарам трудно не поддаться даже самым просвещенным людям. Поэтому мы и видим, что священники, были всегда ярыми защитниками ритуала и обрядов церковного культа; чтобы упростить или отменить какой-либо обряд, требовались целые перевороты; пустейший ритуал стоил иногда потоков человеческой крови; народы чувствовали себя каждый раз на грани погибели, как только предпринимались какие-либо нововведения в религиозном культе; им каждый раз казалось, что их намереваются лишить неведомых выгод и невидимых милостей, которые они неразрывно связывали с теми или иными телодвижениями или обрядами. Ловкие священники предусмотрительно загромоздили религию бесчисленными обрядами, ритуалом и таинствами; они чувствовали, что этим еще вернее поработят людей, разожгут их энтузиазм, добьются почета и, став необходимыми, смогут извлекать из своего ремесла огромные доходы.

Сударыня, вы меньше всего созданы для того, чтобы слишком долго обманываться насчет этих священных жонглеров; предоставьте им показывать свои хитроумные фокусы толпе; вы же должны, наконец, понять, что все их тайны,- не что иное, как бессмыслицы и глупости, которым они не могут дать никакого, хоть сколько-нибудь разумного объяснения; вы должны знать, что никакие жесты и никакие ритуалы не могут иметь значения для премудрого существа, которое именуют двигателем природы. Вы согласитесь, сударыня, что богу вряд ли могут польстить наивные церемонии и что всемогущий владыка мира, ни в чем не нуждающийся, чуждый гордыни и тщеславия, не может, наподобие земных государей, требовать соблюдения этикета или ставить свои милости в зависимость от лишенного всяческого смысла обряда. Вы можете отсюда заключить, что все эти чудодейственные ритуалы, полные, по уверению священников, глубоких тайн, к которым народ и сводит, по существу, всю религию,- не что иное, как ребячество, которому здравомыслящие люди должны подчиняться лишь для того, чтобы не оскорблять обычаев и не волновать слишком суеверных умов своих соотечественников.

Остаюсь и так далее.

ПИСЬМО СЕДЬМОЕ.

(О правилах благочестия; о молитвах и об умерщвлении плоти).

Теперь, сударыня, вы знаете, как надо относиться к таинствам и обрядам, перед которыми религия предписывает вам склоняться в молчании и благоговеть. В этом письме я хочу поговорить с вами об обрядах, от которых, по утверждению наших богословов, зависят благосклонность и милость бога. Священники изобрели для народа уйму безрассудных обычаев, вполне соответствующих ложным, зловещим, противоречивым и бессмысленным представлениям богооткровенных религий. Бог всегда изображался как человек, полный страстей, весьма неравнодушный к подаркам и лести, к различным выражениям преданности, или, вернее, как взбалмошный мелочный тиран, которого легко оскорбить, не оказав должных знаков уважения и пренебрегая этикетом, установленным, чтобы ублажать его тщеславие.

На основании этих столь мало приличествующих богу представлений была выдумана масса обрядов и обычаев - смехотворных, нелепых, неудобных и часто жестоких, - посредством которых считалось возможным заслужить милость или охладить гнев владыки вселенной. Отсюда все молитвы, приношения и жертвы. При этом забыли только, что всеблагой и всезнающий бог не нуждается в ходатаях; что бог, творец всего, не нуждается в том, чтобы ему подносили его же собственные произведения; что богу, сознающему свое могущество, не нужны ни лесть, ни раболепство, которые напоминали бы ему о его величии, власти и правах; что бог, господин всего сущего, не может требовать, чтобы ему дарили то, что ему и так принадлежит; что бог, не имеющий ни в чем нужды, ничего не выигрывает от таких даров; что его нельзя подкупить подарками или взятками; что он не может завидовать своим творениям в обладании теми благами, которыми он их сам же наградил.

Вопреки этим простым соображениям, религии всего земного шара содержат множество самых бессмысленных обрядов, посредством которых люди будто бы могут по своему желанию снискать божественные милости. Священники, всегда выдававшие себя за придворных, фаворитов, посредников и исполнителей воли небесного царя, догадались, какую выгоду они могут извлечь из человеческих заблуждений, а кстати - и из даров, приносимых божеству; поэтому они в собственных интересах стремились поддержать человека в его заблуждениях и даже, насколько возможно, еще больше сбить его с толку, изобретая все новые средства умилостивления неведомых вершителей его судеб; они стали поощрять благочестие и благоговение перед невидимыми существами, сделав себя самих их видимыми представителями. Священники скоро заметили, что, работая на богов, они работали на себя, что они могут невозбранно приложить руки к дарам, обетам и жертвам, приносимым существам, которые никогда не предъявляли требований на все эти вещи. Вот, сударыня, каким образом священники установили общность имущества своего и божьего. Их политика свелась к поощрению и умножению заблуждений человеческого рода. Они изображали бога как корыстного, ревнивого, тщеславного государя, ничего не делавшего даром; этот властитель всегда якобы требовал доказательств подчинения и преклонения; он жаждал непрерывных почестей; его милостей надо было испрашивать особыми способами, и он расточал их лишь после докучливых ходатайств и вымаливаний, чтобы просители лучше узнали цену этим милостям; этот бог, наконец, был особенно падок на дары, которыми его можно было ублажить и подкупить, но которые неминуемо приставали к рукам его посредников.