Шрифт:
– Нет.
– Но сейчас-то ты понимаешь, что так и было?
– Ну, если подумать…
– Думай, арнасон, думай. Герой должен думать.
Какое-то время они шли молча. Этот тонкий путь выглядел иначе, чем те, которыми Фьольвир с Унномтюром ходили раньше. Каменные склоны уплывали не во тьму, а в белесый туман. Туман то и дело опускался вниз, и Фьольвиру казалось, будто они бредут по пояс или по грудь в мутной воде. Вдали постукивало и позвякивало. Иногда стены расходились, и тонкий путь словно терялся, распахиваясь в широкое поле. Иди, мол, куда хочешь. Один раз Фьольвир едва не заблудился на таком просторе, и только голос Унномтюра вывел его обратно на тропу.
Остановились они через полчаса ходьбы. Унномтюр хлопнул себя по бедру и посмотрел на Фьольвира.
– Меч ты, конечно, не взял, - сказал он.
– Топор взял, - Фьольвир вытянул оружие из-за пояса.
– Давай.
Покрутив топорик в руке, Унномтюр окунул его лезвием в завитки тумана у ног и, словно поддев что-то, повел его вверх. Пространство под лезвием расходилось, как дряхлая ткань, и трепетало лоскутами. Сквозь туман проступила каменная терраса с массивными перилами и статуэтками. Часть серых, выщербленных плит заросла желтым мхом.
Унномтюр прищурился, разглядывая.
– Кажется, сюда, - сказал он, расширяя топориком прореху.
Туман, закручиваясь, потек на террасу. Унномтюр вскинул ногу, переступил, ища опору на той стороне, и пропал. Фьольвир увидел, как он, беззвучно ругаясь, сидит у перил крафурах в трех ниже, облепленный мхом и сухими листьями. Шагнув за ним следом, Фьольвир кувырком полетел на камни. Кажется, он даже приложился лбом о вздыбившуюся плиту, но голова выдержала. Геройская голова!
– Высоко!
– крикнул ему Унномтюр.
– Я уже понял.
– А я понял, что ты понял. Кстати, без Ульфхи бы ничего не получилось. Нам нужна была кровь чудовища.
Унномтюр, отряхиваясь, поднялся. Встал на ноги и Фьольвир. Тонкий путь закрылся, будто его и не было. Остатки тумана растаяли в воздухе. Пахло сыростью, словно только что прошел дождь, но плиты были сухие.
– Куда теперь?
– спросил Фьольвир.
Унномтюр показал на лестницу в дальнем конце террасы.
– Спустимся там.
Терраса была частью мощного здания со считанными окнами, больше похожими на бойницы. Изнутри окна были заложены то ли ставнями, то ли самодельными щитами. Дверей не было. Казалось, здание приготовили к осаде. Но Фьольвир, как ни старался, не увидел ни одной живой души.
Внутренний двор был полон бочек и вязанок гнилой соломы. Под навесом стояла телега. Крепкая стена в два человеческих роста опоясывала двор. И снова - ни дверей, ни ворот наружу. В само здание вела узкая арка, оканчивающаяся приоткрытой дверью. На пороге лежала человеческая фигура. Перевернутая Унномтюром, она оказалась мешком соломы, обряженным в мужское платье.
К мешку веревкой были прикручены палки, видимо, выполняющие роль рук и ног.
– Кажется, мы опоздали, - сказал Унномтюр, с натугой сдвигая с пути стол, явно использованный для того, чтобы затруднить продвижение от арки.
– Почему?
– спросил Фьольвир.
– Потому что.
Унномтюр дал пройти спутнику внутрь.
– Ух ты!
Фьольвир закрутил головой. Фигура из мешка, набитого гнилой соломой, была не единственной. В тесном помещении, которое, похоже, использовалось как некая переходная комната, таких фигур набралось с десяток. Частью они были облачены в разновидности длиннополого везинга, прошитого железными пластинами, частью вовсе не имели одежды. На полу, под мешками и корявыми конечностями, поблескивали мечи и ножи.
– За мной, арнасон!
Отпихивая попадающиеся на пути предметы, Унномтюр устремился к двери в конце комнаты. На ходу он вооружился, подобрав несколько ножей и широкий, изогнутый клинок. Фьольвир, получив обратно в пользование топорик, захромал следом. Неожиданно одна из фигур вздернулась перед ним, щетинясь соломой, и махнула палкой. Удар по уху вышел звучный, сучок до крови расцарапал кожу, и только отдернутая голова спасла его от потери глаза.
– Осторожнее, арнасон!
Унномтюр пинком отправил ожившую фигуру в стену, где та без звука сложилась и не шевелилась больше.
– Ничего себе!
– только и смог произнести Фьольвир.
– А ты думал!
В просторном зале, где они очутились, выбравшись из комнаты, фигур было еще больше. Они усеивали мозаичный пол, сами выступая элементами дикой мозаики. Пахло гарью, горелым тряпьем. Свет сеял из высоких, под самой крышей окон. Ближе к лестнице, ведущей на второй этаж, спутники наткнулись на четыре разбитых бочки, поставленных на чурбаки. Были они однорукие, но вместо рук в расщепленные клепки были вставлены у кого копье, а у кого вилы. Создавалось впечатление, будто кто-то играл этими куклами в войну.