На второй фотографии - его рука. Наверное, он спал, пока она делала эти кадры, ведь Эмин никогда не любил фотографироваться. Я поэтому и стала портреты рисовать, что его фото мне катастрофически не хватало. Только обручального, правда, на этой фотографии не было. Наверное, для вида только надевает, чтобы я, глупая, не ревновала.

Достав телефон, я купила билет в Новосибирск. Ни о чем не думая, только в ушах все стоял звон и противные стоны.

Я все выплакала в самолете. Поцеловала детей, обещав скоро вернуться, и вместо работы поехала в аэропорт. Камаль особенно расстроился – он боялся, что вновь останется без меня. А еще он извинился. В сотый раз попросил прощения за Эльмана.

Камаль такой малыш… его еще можно исправить. Конечно, я никогда его не оставлю. Даже когда Эмин узнает о моем поступке и запретит видеть детей, я не отступлю.

Эмину Шаху придется убить меня. Только так он разлучит меня с моими детьми.

Наш дом в Новосибирске не изменился. Точнее, он никогда и не был нашим: папа арендовал его, как только мы приехали жить в Новосибирск. Внутрь отчего дома заходить не хотелось. Совсем. Я посмотрела на окна, на которых стояли все те же решетки, и двинулась прочь.

А еще здесь, где прошло наше с подругой детство, были слишком свежи воспоминания: вот люди Булата ворвались в мою спальню, когда я болтала с Кристиной, а незадолго до этого убили моего отца. Того, что растил меня как родную дочь. У Эмина бы так не вышло - у него четкое разделение на свое и чужое, и в этом его винить нельзя. Мой отец и мой муж просто разные от слова совсем.

Нас с матерью увезли в Волгоград, и там я прожила год с Эмином. Страшный год. И по-своему счастливый.

На кладбище у отца я была стабильно несколько раз в год. Перед каждой сессией я прилетала в Новосибирск и в этот же день улетала в Санкт-Петербург учиться. Мама со мной не летала. Ей казалось, что возвращения в Новосибирск она не выдержит, а я, увидев настоящую жизнь, перестала судить людей.

– Привет, подруга. Я соскучилась. Давай уберемся здесь перед зимой? 

Здесь же была похоронена Кристина и ее родные. Каждый раз я сначала иду к ней, чтобы чувствовать время и не засиживаться допоздна, и только затем отыскиваю могилу отца. 

– Папа, - прошептала я, вытирая пыль с гравия.

Это слово стало мне чужим. Я давно не произносила его, только вот здесь – у его могильной плиты. Но даже здесь оно потеряло эмоции.

Эмин поставил моему отцу красивый памятник, я смотрела на лицо папы и не видела в нем себя. Делаю вывод, что мы совсем не похожи, сижу еще немного возле и ухожу прочь.

Глава 48

На следующий день я узнала, что Давид Басманов прилетел в Новосибирск. Что ему понадобилось в этом городе, я не знала, но встречи этой я не то, что бы не искала, я этой встречи до жути боялась.

К тому же я уже заказала билет обратно в Волгоград.

Когда-то этот человек похитил меня из рук Эмина, увез в Москву к своим родным, но я сумела вернуться назад и так и не стала его женой. Но из-за меня ему пришлось сидеть срок. Эмин наказал моего похитителя жестоко, повесив на Басманова убийство.

– Так, хватит, - качнула я головой.

Выбросив прошлое из головы, перед рейсом я решила еще немного поностальгировать и прогуляться возле своего дома и заодно выйти к озеру поблизости – у озера я любила проводить много времени, когда приходилось ругаться с папой или мамой.

Но сбыться моим планам было не суждено: возле знакомых домов уже стоял автомобиль. Это были не соседи. Машина стояла в стороне, а ее хозяин будто чего-то выжидал – молчаливо, затаившись, пугая своей мрачностью.

Что это - случайность? Насмешка судьбы? Ведь из нее вышел Давид.

Давид Басманов.

Мы встретились взглядом, и он осторожно заговорил:

– Ты здесь одна? Совсем не изменилась.

– Что? Это ты мне?

Я обомлела. На его бы месте я села в машину и унеслась сломя голову, но Давид… Давид слегка прищурился и остался стоять на прежнем месте.

– Тебе. Не изменилась ты, говорю. Будто и не прошло столько суровых зим.

– Спасибо, ты тоже.

– Что ты здесь делаешь, Диана? По моим данным Эмин сейчас в Волгограде, и ты должна быть рядом.

– Я ездила на могилу к отцу. К биологическому, - добавила я спешно, - как твои дела в Москве?

Губ Давида коснулась улыбка. Он вспомнил о приятном, поняла я.

– В Москве все хорошо. И дела отлично, спасибо.

Моя улыбка вышла натянутой, но я была искренне рада за него. Наши судьбы такие разные и по-своему уникальные.

– Что ты делаешь возле моего дома? – спросила я.

– Возле твоего? Ты ошиблась.

Я моргнула несколько раз, посмотрев в сторону. И правда: дом, возле которого Давид припарковался, был не мой. Раньше здесь жила моя подруга и ее родители.