Но как можно было разговаривать, когда играет музыка, когда все смотрят только на тебя (и это мне совершенно не казалось, так было на самом деле!), и сейчас весь город попробует торт, над которым я работала с таким усердием! В перерывах между танцами к нам подходили гости – поболтать, сделать комплимент, поздравить (с чем только?!), и я с восторгом окунулась в водоворот праздника. Я смеялась, говорила ответные комплименты, немного кокетничала и много танцевала, и чувствовала себя непозволительно счастливой.

Несколько раз в толпе мелькало бело-розовенькое личико Дайаны, она не подошла к нам с милордом Огрестом, но всё время следила за нами взглядом. Я решила не замечать её. Ни за что не дам испортить себе праздник. Буду веселиться и радоваться, а барышня Миттеран пусть лопнет от злости.

Забежав на минутку в дамскую комнаты, я услышала, как две госпожи, не заметив меня, с жаром обсуждают появление милорда Огреста на свадьбе.

– Он семь лет жил затворником! – взволнованно щебетала одна из дам. – А тут – пришёл! Да ещё и такой весёлый!

– Ясно, из-за кого он так повеселел, - кисло ответила вторая.

Я не стала прятаться и спокойно прошла к зеркалу, от души наслаждаясь растерянными лицами сплетниц.

– Ну что же вы, дамы, продолжайте, - подбодрила я их, поправляя выбившийся из причёски локон. – Не стесняйтесь. Мне очень приятно, что моя скромная особа удостоена вашего обсуждения.

– Простите, виконтесса… - пробормотала вторая – та, которая кисла из-за весёлого Огреста, и обе сплетницы исчезли из комнаты, будто их ветром выдуло.

Вернувшись в зал, я успела станцевать с Ноэлем кадриль, и менуэт, и сарабанду, и снова кадриль, когда под звуки бравурного марша на огромном блюде вынесли «Стройное звучание». Торт был встречен аплодисментами и восторженными возгласами, и я призналась самой себе, что выглядел он внушительно. Особенно милы были лебеди, и гости наперебой принялись хвалить тонкую работу.

– Торт был сделан лично барышней Ботэ! – объявила Надин и взяла серебряную лопатку, чтобы отрезать первый кусочек.

Я получила ещё одну порцию аплодисментов, и вот уже кусочек торта на фарфоровом блюдце поплыл среди людского моря и остановился перед госпожой Броссар.

– Бонна! Тебе самый первый! На счастье! – крикнула Надин, и слёзы брызнули у неё из глаз.

Тутур бросился утешать, но она уже сама смеялась и подшучивала над собой, а следующие кусочки поплыли к родителям жениха, ко мне и милорду Огресту, к господину Лиленбруку, к Саджолене …

– По-моему, божественно, - сказал Огрест, пробуя торт и не сводя с меня глаз.

– Тогда смотрите в тарелку, - шутливо посоветовала я, - а то я подумаю, что вы хотите съесть меня.

– Может, так и есть – пошутил он в ответ. – Не зря ведь меня зовут Людоедом.

– Не вспоминайте глупости в такой прекрасный день, - сказала я строго.

– Не буду, - согласился он. – Вы прекрасны, Кэт. Каждое ваше слово для меня – закон.

– Тогда приказываю вам веселиться, - велела я, погрозив ему серебряной ложечкой. – И хотя бы сегодня не вспоминать плохое, а думать только о хорошем.

– Буду думать о вас.

– Тоже неплохо, - кивнула я. – Хотя и вредно. Лучше думайте о тортике. По-моему, получилось очень хорошо. Сразу ясно, что Надин – человек не вредный...

– Почему? – удивился Огрест, и в это время к нам подплыла Дайана.

Именно подплыла – чуть ли не танцуя, хотя музыка не играла, почти не касаясь туфельками пола, и теребя в руках белый платочек.

– Так это вы испекли такое чудо, барышня Ботэ? – она восхищённо захлопала ресницами, но это восхищение меня ничуть не обмануло.

Отвечать я не стала, только улыбнулась и отправила в рот ещё кусочек торта – это избавляло меня от разговора.

– Сколько у вас талантов, - продолжала восхищаться Дайана. – Вы и танцуете, и музицируете, и красавица, каких поискать, и французский знаете, и готовите, как королевский кондитер… Где вы обучались, напомните?

– Дайана… - начал Огрест, хмурясь, но она не дала ему договорить.

– А, в столице! – вспомнила она и захлопала в ладоши. – В пансионе мадам Флёри! Точно!