От помешательства спасало лишь непрестанное чтение заученных наизусть священных текстов. Молиться приходилось беззвучно, одними губами, иначе колдуны каким-то непостижимым образом слышали его. Рейнхард, самый сильный из тюремщиков, избивал его каждый раз, как только он попадался, не прибегая даже к использованию магии – бил просто и безыскусно, ногами выбивая из скорченного, ослабевшего лекаря «божественную дурь».

– И когда ты уже успокоишься? – искренне поражался Этьен, единственный, кто вступал с ним в переговоры. – Забудь о своём Боге – и Рейнхард тебя не тронет! Виверия, возможно, даже позволит тебе жить среди нас! Сможешь видеть своего сына…

Эти слова били куда больнее сапог Рейнхарда.

– Всего-то и нужно, что обряд посвящения пройти! – продолжал уговаривать его Этьен. – Приятного, конечно, мало, но в твоём положении не выбирают, лекарь! Глотнёшь из чаши скверны, отречёшься от своего Бога, и спокойно заживёшь в Норе! Тебе даже жертвоприношение делать не придётся – ведь ты не из колдунов, так, подопытный материал, всего лишь человек…

Вначале Януш пытался возражать, потом объяснял, затем отмалчивался, а порой и вовсе не реагировал на непременные уговоры молодого колдуна. Но как-то всё же спросил:

– Почему ты остался на Островах, Этьен?

Маг ответил не сразу. Кинул на пол миску с питательной жижей, потёр покрытую ожогами щеку.

– Интересно стало, - ответил он наконец. – Как это – когда в твоих руках власть над людьми… когда движения одного пальца достаточно, чтобы подчинить их своей воле… ну а потом… вырваться уже не смог.

– Почему? Разве ты не можешь покинуть Нору и Острова в любой момент?

– Нет, - отрезал колдун. – Ты здесь не единственный заключённый, лекарь. Небесный камень не пускает нас. Его магия. Мы питаемся невидимой смертью, черпаем в ней разрушительную силу – но живы лишь до тех пор, пока она нас окутывает. Если кто-то посмеет отречься от данных на обряде посвящения обетов, и покинет Острова – невидимая смерть убьёт нас так же быстро, как убивает смертных, которые то и дело пробираются на Парадис. Смерть небесного камня повсюду… и все мы – пленники в её тюрьме.

Больше Этьен с ним о магии не заговаривал, Януш тоже оставил расспросы. Тишина камеры, звуки земли и постоянный полумрак, окружавший его, постепенно вогнали его в то состояние, когда не замечается ни течение застывшего времени, ни условия окружавшего пространства. У Януша остался единственный Собеседник, и лекарь неустанно общался с Ним – заново переживал ночь своего грехопадения, каялся, плакал, и молил Единого лишь об одном – о спасении своего сына, Велегора.

За бесконечное время заключения он вспомнил всю жизнь, каждый проступок, каждое невнимательное, небрежное слово, которое могло ранить окружавших, каждый свой отказ. Вспомнилась отчего-то – хотя лекарь всегда считал, что поступил тогда правильно – первая ночь превращения Велизара. Охотник до последнего надеялся, что зараза минует его, беда обойдёт стороной – но в тот вечер оказался на улице один. Януш не позволил Бажену выйти из дома, заперся вместе с ним, отказавшись открыть двери рычавшему под стенами Велизару.

– Отвори, лекарь! – ревел изменившимся, хриплым голосом охотник. – Открой, помоги мне!!!

– Я помогу тебе завтра, - пообещал тогда Януш. – Сейчас я ничего не могу сделать. Ты опасен…

Велизар закричал, долго и протяжно, так, будто его душу вытягивали раскалёнными щипцами, и ударился всем телом о дверь. Зарычал, завыл, криком облегчая адскую, терзавшую тело боль превращения.

– Пусти, лекарь! – взмолился священник Бажен, пытаясь оттолкнуть Януша от двери. – Ему же там плохо!

– Здесь ему тоже будет плохо, - отрезал Януш, отпихивая священника вглубь комнаты. – Но потом его муки окончатся… как и наши с тобой жизни, если мы пустим его внутрь!

– Помоги мне! – ревел под стенами Велизар, уже почти неузнаваемым, нечеловеческим голосом. – Пусти меня! Ты же обещал… лекарь!!!

– Я помогу тебе завтра…

Сидя в темноте камеры, Януш закрывал лицо руками, пытаясь унять глодавшую его совесть. Просил прощения, вспоминал каждое своё слово… Ведь мог же он хотя бы подготовить Велизара к тому, что его ждёт! Мог облегчить муки превращения первой ночи, объяснить молодому оборотню – но вместо этого предпочёл махнуть рукой, отмолчаться, замять страшную правду, напитать ложными надеждами о том, что всё ещё может обойтись.

Велизар наутро, помнится, ни в чём его не обвинял, даже поблагодарил за то, что лекарь защитил его друга, Бажена, от опасности. Охотник заочно его простил, в то время как сам Януш простить себя так и не смог…

…Этот день ничем не отличался от предыдущих. «Днём» Януш называл условно тот период времени, когда появлялся с едой Этьен. Но колдун задерживался, и Януш уже решил, что сегодня он останется без пищи – так бывало, и не раз – когда дальняя дверь, та, которую он не мог видеть из оконца своей камеры, скрипнула и отворилась.

Вот только шаги, лёгкие и осторожные, совершенно не походили ни на тяжёлую поступь Рейнхарда, ни на быструю, подпрыгивающую походку Этьена. Януш подумал, что это могла быть Виверия – ведьма навещала его крайне редко, раз или два за всё то бесконечное время, что он провёл здесь – но тотчас отмёл эту мысль. Тот, кто шёл к нему по тускло освещённому коридору, был тут явно впервые. Звук шагов приближался, но человек двигался осторожно, несмело, точно пробуя каждый шаг на ощупь. Странного посетителя сопровождал мерцающий синий огонь, похожий на тот, которым освещали себе путь в подземных коридорах все здешние колдуны, и этот огонь остановился напротив его оконца. Посетитель тоже замер, и Януш услышал треск снимаемых с замка магических заклятий – тех, которые каждый раз накладывали его тюремщики.