Велизар их в эти дни тоже не беспокоил. Он общался со слугами, разведал путь к придорожной таверне, откуда приносил различные слухи и сплетни, наблюдал за тренировками королевских рыцарей и даже сошёлся с одним из них в дружеском поединке. Валлийцы меняли своё отношение к оборотню постепенно и настороженно, но с его обществом мало-помалу всё же смирились. Немало способствовала этому и философия «друг близкого друга его величества короля Нестора», которую воины применили к бывшему охотнику на нечисть. Последний окончательно пленил их рассказами о своей службе и воспоминаниями про приключения на Островах; так, день за днём, текла их загородная жизнь.

Велегор обрадовался приглашению, и, глядя на него, заулыбался сам Януш: к сыну наконец-то возвращалось хорошее настроение. Конечно, лекарь догадывался об истинных причинах такой перемены, но ничего не сказал, и, как оказалось, не зря: время само расставило всё по своим местам.

Их почтительно встретили во дворце и тотчас проводили в малую залу, где уже собрались члены королевской семьи и тот же состав особо приближенных лиц, что и в первый их визит: два советника и маркиза Доминика. Здесь находилась также императрица Наала, рядом с которой сидела, безжизненно уставившись в пол, бледная светловолосая девочка.

– Его милость барон Януш и его милость баронет Велегор, - чинно провозгласил пожилой лакей, и мальчишка едва не прыснул со смеху: до того непривычным показалось это обращение.

– Януш, - громко позвал Нестор, - ну наконец-то! Иди сюда.

Одновременно Ликонт кивком головы отпустил обоих советников, и лекарь ещё в дверях раскланялся с лордом Салаватом и лордом Матиасом.

– Вот, сестра, - уже тише проговорил король, когда дверь за ними закрылась, - наш с тобой блудный лекарь. И твоя единственная надежда…

Януш заглянул в глаза императрице – Наала не смогла даже поприветствовать его, не в силах совладать со своим голосом – и сразу всё понял. Лекарь не стал искать взглядом королеву, как и не собирался спрашивать о причинах столь неожиданного приглашения. Ясно, что позвали их с Велегором вовсе не потому, что соскучились…

Впрочем, это в нём говорило сожаление о потерянном для общения вечере с Марион; крайне недостойная мысль. Януш тотчас устыдился и одёрнул себя.

– Ваше величество, - негромко обратился он к Наале, приподнявшейся в кресле и тотчас вновь бессильно в него опустившейся. – Её высочество…

– Моя дочь Аурика, - выдавила наконец императрица и заглянула в его глаза почти умоляюще. – Януш…

Лекарь осторожно присел перед принцессой на корточки, напрочь игнорируя придворный этикет – впрочем, кроме маркизы Доминики, некому было его в этом обвинить – посмотрел в лишённое всяких красок бледное лицо.

– Припадки? – тихо спросил он, не отрывая глаз от девочки.

– Лет с трёх, - ответила Наала, и Януш вдруг понял, как сильно устала молодая императрица.

Она и выглядела хуже, чем он ожидал: на лице залегли глубокие тени, в тусклых глазах не осталось ни капли того дивного света, который восполнял отсутствие яркой внешности. Он всегда уважал сестру Ликонта, она платила взаимностью; и если учтивая, бесконечно внимательная Наала после многолетней разлуки даже не поинтересовалась, как у него дела, значит, молодая императрица стояла уже за чертой отчаяния, которое стирает всякие границы вежливости.

– Мне надо осмотреть её, - проговорил он, поднимаясь.

Хромая нога отозвалась неприятной болью, лекарь слегка нахмурился, распрямляя спину. Этим утром он едва унял носовое кровотечение; голова всё ещё кружилась.

– Да, конечно, - первой поднялась королева Марион, и лекарю пришлось-таки обернуться.

Всякий раз надежда на то, что его чувства к ней перегорели за эту бездну лет, оборачивалась крахом. Она стояла перед ним всё та же, с бесконечно знакомым взглядом стальных глаз, прямая и гордая, точно такая, какой он её запомнил ещё в аверонском лесу, целую вечность назад. Годы изменили в ней что-то, но он никак не мог понять, что – её образ в его глазах не потерял ни капли своей привлекательности. Она останется для него женским идеалом и примером совершенства до конца дней; вот, пожалуй, и всё, в чём он мог себе признаться.

– Лёд обжигает, - вдруг раздался низкий, отрывистый голос.

Лекарь обернулся вовремя, чтобы заметить, как вздрогнула всем телом императрица Наала, как с удивлением взглянули в сторону внезапно заговорившей принцессы её юные кузины.

Аурика смотрела сквозь Велегора; лицо её было обращено к нему, но взгляд пустых глаз, казалось, не мог уцепиться ни за одну внешнюю деталь.

– Лёд холодный, - возразил мальчик.

– А тебя обожжёт…

Наала вскочила со своего кресла, схватила руки дочери в свои.

– Аурика! Доченька! Ты… ты разговариваешь! Ты говоришь!.. Аурика!

Принцесса выдернула свои ладони из материнских; отвернулась, вперив взгляд немигающих глаз в пол. Кассандра с Каллистой испуганно переглянулись; Нестор нахмурился, разглядывая лицо племянницы.

– Идём, - протянул руку Януш.

Аурика неосознанно подала свою, поднялась с кресла и даже сделала несколько шагов, затем остановилась и повернулась кругом, отказываясь идти дальше. Наала подступила к ней, обхватила за плечи, нашёптывая что-то на ухо и пытаясь вывести через боковую дверь.