— В городе появился тёмный маг? — хмурюсь я.

— Тот, кто навёл проклятье, запачкался, но Тьму через себя не пропускал. И магом быть не обязательно. При желании вы бы смогли навести и более серьёзное проклятье.

Желания нет.

— То есть виновного уже не найти? — им может быть буквально каждый.

Я бестрепетно примеряю роль убийцы на отца, на брата. Даже на Юри, хотя не подозреваю её всерьёз. Скорее всего папина фаворитка расчищает себе путь к статусу законной супруги.

Но тень меня удивляет.

— Леди Юджин, обижаете. Я вижу тончайшие нити, которые не уловить живому глазу. Проклятье на вашу матушку навела слуга, которая вас сюда проводила. Кстати, в вашей подушке тряпичная кукла, набитая могильной землёй. Пока вы ужинали, слуга шила. Бедняга так торопилась, что трижды укололась.

А ведь я могла куклу не заметить. Тоже слегла бы с проклятьем? А мама грызлась бы виной, что заразила. Я должна поблагодарить тень… и решить, звать ли отца. Куклу я ему предъявлю, но поверит ли он? Не обвинит ли меня в тёмном колдовстве? Я не боюсь местного жреца, но быть втянутой в очередные разборки — нет, спасибо. К тому же жреца будет интересовать не расследование как таковое, а наказание горничной. Апатичная, несимпатичная служанка с рублеными чертами лица, приземистой фигурой и грубыми натруженными руками точно не может быть той самой женщиной, которой увлёкся отец. Иными словами горничная сыплет проклятьями не для своей выгоды. Разве что мстит за что-то, но я ставлю на деньги и подкуп. Кстати об апатии. Её зацепило своими же чарами?

Хм…

Тень терпеливо ждёт, что я решу, не подсказывает.

Я встряхиваю колокольчиком, и тень под мелодичный перезвон соскальзывает из кресла на пол, одновременно тускнеет и пропадает. Когда горничная появляется, в будуаре нет и намёка на тёмное присутствие.

— Леди Юджин? — она нарушает моё молчание вместо того, чтобы ждать, когда я заговорю.

— Когда я уехала в столицу, тебя в доме не было. Как давно тебя наняли? — лениво спрашиваю я, преднамеренно игнорируя её очередную ошибку.

Неужто полгода назад?

Сообразит представиться?

Не сообразила:

— Уж больше года, леди. Вы только это спросить хотели? С вашего позволения я вернусь мыть посуду.

— Какая дерзость, — подражая герцогине, я ударяю ладонью по подлокотнику кресла.

Служанка хлопает глазами, словно и впрямь не понимает, насколько непозволительны её слова. На самом деле, она может не понимать. В некоторых домах отношения со слугами очень свойские. В небогатых домах даже в столице бывает, что к единственной служанке относятся как к младшей дальней родственнице, что уж говорить про провинцию.

Но это не значит, что я позволю горничной завуалированно упрекать меня, что я отвлекаю её от дел и мешаю работать.

— Леди? — по-прежнему ни капли понимания в глазах.

Я начинаю злиться.

Усмехнувшись, я поднимаюсь и приказываю служанке следовать за мной. Она подчиняется. Она ещё не напугана, но уже беспокоится. Страх в её глазах появляется, когда я сдёргиваю с кровати подушку и бросаю прицельно ей в лицо. Служанка ловит, но руки её дрожат.

— Вскрой, — приказываю я.

Служанка роняет подушку, отступает, пока не упирается спиной в стену. Жалкое зрелище.

А ведь куклу я даже не упоминала ещё.

— Леди, — служанка опускается на колени, — леди, меня заставили! Моей жизни угрожали! Моей дочке, она чуть старше леди Юриты, тоже угрожали! Смилуйтесь, леди!

Не верю.

Начала с себя, приплела дочку. Будто отгораживается девочкой как щитом. Противно.

— Замолчи, — говорю доброжелательно, но женщину впечатляет.

Она буквально захлопывает рот, таращится на меня мокрыми глазами. Слёзы выглядят непритворными. Чувствую себя злодейкой…

Я киваю на подушку:

— Знаешь, как я поняла, что в спальне меня ждёт сюрприз?

Я успела заметить серую дымку на долю мгновения окружившую подушку и быстро впитавшуюся в наволочку. Я совершенно не удивляюсь, когда подушка будто сама собой конвульсивно дёргается. Боковой шов расходится.

Служанка с воплем шарахается. Я едва успеваю повесить у неё над головой пару рун “съедение звука”, и истошный крик гаснет, остаётся в стенах комнаты. Упав, она пытается ползти прочь на четвереньках, но я быстро подхожу и ловлю её за шиворот, вынуждаю смотреть, как из подушки выбирается одержимая тенью тряпичная кукла. Про тень, естественно, знаю только я.

— Нет-нет-нет, — твердит горничная.

— Чего ты боишься? Ты ведь своими руками её сшила.

— Леди, смилуйтесь!

Если бы горничная работала на отцовскую пассию, то она бы не стала самовольно подкидывать мне куклу, тем более отец не скрывал, что вернёт меня в столицу.

— Говори.

— Леди.

— Чем я тебе помешала, м?

— Мне приказали, леди.

— Кто? Когда? Ты увидела меня вечером. Ты отлучалась из дома?

— Я бы не причинила вам вреда, леди! — с радостным озарением она хватает меня за край подола. — Вы бы просто чувствовали утром сонливость и усталость! Без куклы после отъезда вам бы сразу стало лучше!