Воспользоваться тёмной тропой? Именно к этому варианту я склоняюсь, хотя минусов больше, чем плюсов. Отбросив сомнения, я зову дочку поварихи и уточняю, что прислуги в доме, кроме неё и её матери, нет. Была горничная — пропала. Я спрашиваю про экономку. Я её помню. Добрейшая женщина, услужливая, но не раболепная. Когда-то она помогла родителям устроиться в непривычном для них маленьком городе, наладила быт.

— С тех пор, как полтора года назад экономка уволилась, хозяйство ведёт моя мама, — с гордостью объясняет девочка. — Раз в неделю лорд Махаон выдавал маме кошелёк, чтобы закупиться на рынке. Мама всегда нанимала носильщиков, трёх или даже четырёх!

— Ага…

Что-то мне подсказывает, что отец в домашние дела не особенно вникал.

— Да!

— А книгу учёта твоя мама тоже вела?

— Нет, леди. Мама же неграмотная, как она будет писать?

Плохо. Меня волнуют не закупки продовольствия, не суммы, осевшие в кармане кухарки, а долги. Оказавшись без денег, я на собственной шкуре очень остро ощутила, как важно, чтобы в кармане звенела монета. Поскольку мы возвращаемся в столицу, а отец застрял в храме на неопределённый срок, позаботиться о расчёте с кухаркой должна я. И с госпожой, у которой мы родители арендуют дом. Следует проплатить вперёд или отказаться от вещей, пусть выбрасывают?

Разобраться надо до вечера, потому что терять время я не собираюсь, и я погружаюсь в хозяйственные хлопоты.

Другой бы кто-то на моём месте справился в разы быстрее и легче. К ужину у меня пухнет голова от обилия счетов и бумаг, в которые я вникла. Зато к часу, который я наметила сама для себя, я справилась!

— Дочка, это правда? — спрашивает мама за ужином, с опаской наблюдая, как я уныло вожу вилкой по тарелке, не с первого раза попадая в тефтели.

При моей любви к чтению и умению погружаться в текст — почти десять лет я провела с книгами — хозяйственные ведомости оказались чем-то совершенно иным. А ещё выяснила, что договор о найме ни с кем из слуг отец не заключал, ограничился договорённостями на словах. Вот как теперь знать, сколько и когда он последний раз выплачивал кухарке, если я даже точную сумму её вознаграждения за месяц не выяснила.

Из хорошего — у меня сложилось самое поверхностное представление о стоимости продуктов, и появилась уверенность, что векселя делают меня не просто состоятельной, а богатой, при желании я смогу арендовать апартаменты, нанять хотя бы одну служанку…

— Мама, ты о чём? Кстати, как ты себя чувствуешь?

— Юджи, ты спрашиваешь меня, как я себя чувствую уже девяносто седьмой раз. Я считаю, да. А чувствую я себя хорошо, хотя и немного непривычно, заново привыкаю быть здоровой и полной сил.

— Я рада, мам.

Наколов кусочек развалившейся под ножом тефтели, я отправляю его в рот.

Мама чуть укоризненно вздыхает:

— Юджи, ты как и не ответила, — мягко упрекает мама. — Мы возвращаемся в столицу?

— Да, мам. Поскольку отец остаётся в храме, а твоё состояние, как выяснилось, было вызвано тёмным колдовством, мы должны сообщить обо всём главе рода. Пусть мы давно живём отдельно, но мы по-прежнему являемся частью рода.

— Юджи, я боюсь, ты будешь разочарована нашими родственниками. Глава рода давно дал понять, что мы должны справляться с любыми проблемами самостоятельно. С любыми, Юджи.

— Всё будет хорошо, мам. Я не собираюсь их ни о чём просить.

Я собираюсь их спасти, и не без выгоды для себя.

Кажется, некоторыми идеями я заразилась от тёмной госпожи…

— Но трём леди, одна из которых ещё несовершеннолетняя, а вторая совсем юная отправляться в дальнюю дорогу одним, без мужчины, просто опасно. Леди должны оставаться дома. Юджи, даже в нашем самом хорошем районе одинокая девушка может нарваться на большие неприятности, если выйдет одна в вечернее время.

— Ага, — было, нарвалась.

Но маме об это знать не обязательно, только лишнее расстройство.

Я думаю о другом.

Единственное, что я не сделала — до сих пор не приняла решение, когда именно отправляться, прямо сейчас, после ужина или утром после завтрака. Отдохнуть предпочтительнее, но прямо сейчас проклятие продолжает подтачивать не только мой разум, но и разум Юри, брата… Остальных родственников тоже посчитаем, хотя я их и не помню, воспоминания о раннем детстве очень смутные, почти что стёртые.

— Может быть, мне поехать самой, а ты останешься с Юри? Найдём вам дуэнью…

Качнув головой, я решительно объявляю:

— Мам, у меня есть… ключ от тропы. Нам не придётся ехать, всего-то пройти как от дома до площади, и мы уже в столице.

Забудем, что тропа тёмная.

Надеюсь, мама не разбирается в подобных вещах, и не поймёт, что я говорю отнюдь не про светлый способ перемещения.

— Ох, хорошо, если так, — сомнение отчётливо читается на её лице, но похоже, что мама мне всё-таки верит.