Шрифт:
«Что ж, по крайней мере, из всех моих возможных смертей эта — самая красивая!» — усмехнулся Данила и поймал ее, стиснул в объятиях. Ну все, теперь не вырвешься.
Он накрыл ее своей тяжестью — грудь к груди, так что оба могли теперь слышать, как бешено бьются сердца, как кровоток усилился до космических уже скоростей — человеку выдержать под силу ли? Он был теперь только мужчиной — без биографии, без судьбы, без имени, все вытеснила страсть, темная, хтоническая, всепоглощающая, древняя, как мир, — та, ради которой первые люди на земле, забыв все, отдали рай.
Мальчик Эрот с его луком не просто шутит, пронзая сердца, он, случается, убивает.
Ни одна из женщин, которых он знал прежде, не вызывала у него такого желания. Ее запах — те же странные духи, разлитые во флакон опиаты и чувственность и что-то еще… Ах, да, запах опасности! В этой суке искусительнице Марине-Еве было столько же от Эроса, сколько и от Танатоса — бога смерти.
И никакой нежности, ни намека на нежность. Хотя прежде он всегда был нежен с женщинами в минуты близости, сейчас же — нет, только ярость и страсть.
Ее лилейно-белые груди, выбритый гладкий, такой по-детски беззащитный лобок, ее поцелуи — быстрые, резкие, которые жалили его тело, как укусы, и медленные, в целую томную вечность, ее язык, такой горячий, будто она касалась его тела горящей свечой. И еще больше огня. А ресницы у нее такие длинные, что, когда она прижимается лицом к его животу, ему кажется, что бабочка бьется крыльями о его кожу — и горячо и щекотно, а вот бабочка спускается ниже. Черт побери, Марина, или как там тебя…
Данила входил в эту женщину снова и снова — им теперь не разорваться. И стоны, и крики, Эрос и Танатос — две стороны любви.
Тела колыхались, как волны: приливы, отливы, и штормом — оргазм.
И вот все кончено. Лина лежала не шелохнувшись, отстранившись от мужчины, с которым только что была близка. Она всегда считала, что истинные чувства мужчины и женщины проверяются тем, как они ведут себя после соития. Остается ли нежность и интерес друг к другу после утоления страсти или же нет?
Они с фотографом были не нужны друг другу. Он лежал, отвернувшись лицом к одной стене, она к другой, а между ними пролегла разделяющая пропасть их различий, его самодостаточности и ее лжи.
Она прислушалась к его дыханию — ровное, тихое? — и осторожно посмотрела на партнера: Данила лежал неподвижно и спал.
Итак, если сегодня у нее ничего не получится, значит, она будет ждать подходящего момента, сколько придется. Но лучше бы обойтись без этого — пусть все закончится сегодня, она не хочет больше ни совместного существования, ни лжи, ни секса с этим парнем. Нужно попытаться сделать это сейчас…
Она осторожно приподнялась, накинула сорочку, прокралась к своему рюкзаку, лежащему в шкафу, тише-тише, и достала пистолет. Девять граммов свинца — лучшее решение для всех участников этой истории.
Осторожно, на цыпочках босых ног, она проскользнула мимо кровати, где лежал ее голый любовник, повернулась к нему спиной, и в тот же миг почувствовала, как его сильные руки обхватили ее горло.
Даже в самые жаркие минуты упоения он чувствовал ее отстраненность. Во время их соития она была старательна и искусна, как первоклассная шлюха, но сама при этом ничего не чувствовала. Марина нагромоздила уже много лжи и — добавим сюда еще один лживый оргазм. Ей не то что не было сейчас хорошо, ее — здесь и сейчас, с ним — вообще не было. Однако даже понимая это, Данила не мог противиться искушению.
Древняя как мир история — миф про героя и красавицу. Герой спускается в подземный мир, его искушают, подвергают испытаниям, он умирает и воскресает. Взорвавшись на пике, Данила отстранился от той, кто подарила ему наслаждение. Ему казалось, что с этой странной женщиной он только что и впрямь спустился чуть ли не в подземное царство — в самую что ни на есть темную хтонь.
Данила отвернулся от нее и притворился спящим. Зная, что его панночка-оборотень в любую секунду может обернуться кем или чем угодно, он был на страже. Он видел, как она привстала, проскользнула в глубину комнаты, нащупала что-то в шкафу и достала пистолет.
Он вскочил и схватил ее за горло:
— Что ты задумала?!
Она вскрикнула, попыталась высвободиться, отчаянно царапаясь, завертелась в его руках. Не выдержав, он влепил ей пощечину (Данила впервые в жизни ударил женщину, впрочем, теперь он видел в ней не женщину, а только врага).
— Хотела меня убить или подставить? — Он прижал ее к стене — теперь не вырвется. — Значит, так. Либо я сейчас вызываю полицию, либо оторву тебе голову.
Она вытерла кровь с разбитой губы и почти спокойно спросила: