Человеческая память обладает одним очень милосердным свойством. Когда всё совсем тяжко и хреново, воспоминания об этом быстро стираются. Вот и я совершенно не могу вспомнить вторую половину февраля того года, март и апрель. Вместо этого в моей памяти всплывают финальные эпизоды моего любимого фильма о Войне «Железный крест». И представляю я себя не мудрым и человечным фельдфебелем Рольфом Штайнером. Все мои последние месяцы работы слились в один эпизод. 43-й год. Таманская катастрофа достигла своего апогея. Связи с батальонами больше нет. И старенький полковник Брандт, не торопясь, снимает со стены пистолет-пулемёт, надевает каску и выходит из блиндажа. Там он поднимает руку и кричит бегущим мимо него солдатам: «Хальт! Ир вердет мит мир кампфен! (Стойте! Будете сражаться вместе со мной!)» А через три секунды получает свою пулю. В общем,

Не радуйтесь его поражению, люди!

Ибо, хотя весь мир встал и остановил ублюдка,

У суки, его породившей, снова течка. *8

И вот наступило то самое 30-е апреля. Морда у меня осунулась, глаза ввалились и смотрели всегда куда-то мимо собеседника. Давно нестриженные виски окончательно побелели, а упрямо выдвинутый вперёд подбородок зарос жёсткой многодневной щетиной. С физиономии не сползала какая-то мёртвая и застывшая усмешка.

В два часа дня я зашёл к начальнику розыска и сдал ему тубус с ключами от сейфа и кабинета. На вопрос, можно ли ребята-убойщики заберут мой диван, я ответил в свойственной мне доброжелательной интеллигентной манере: «После шести часов хоть друг друга на нём ебите». И в последний раз поднялся к себе. Забирать домой я ничего не собирался. Право же, на кой мне дома маршал Щёлоков? Но вот оставлять врагу мои запасы «Старого Кенигсберга»?! Капитулирен – нихт! Поэтому ещё вчера я пригласил проститься со мной всех моих приятелей-руководителей. Но всем ребятам с третьего этажа было разъяснено: приняв участие в этой безобразной акции, они навсегда станут для своих начальников-соседей по этажу Филиппами Киркоровыми. И в моём кабинете меня ждали пять начальников отделений моей ОРЧ, столько же бутылок коньяка на столе и шесть стограммовых стаканов. Единственное, чего мне по-настоящему хотелось сейчас, – надраться до полного бесчувствия.

– Так, мальчики и девочки! Пьём по полному стакану, за исключением госпожи майорши.

– А чего это я не по полному? – сварливо отозвалась Оксанка. – Я что, не такой же мужик, как вы?

Эта девка пришла ко мне почти два года назад, когда прошлый начальник отделения по мошенничествам и по совместительству мой хороший приятель, Андрюха Румянцев, честно сказал мне: «Всё, Юр, больше не могу – достало выше горла». Оксанка была родом из какого-то посёлка в Орловской области. Работала сначала следователем, потом начальником дознания в районных отделах. По молодости вышла замуж за обычного кобеля и пьянь из нашей системы, родила от него совершенно больного ребёнка, а он её в скором времени бросил. С этим несчастным мальчиком сидела её мать, а Оксанка всё время работала. И ладно бы мужика себе нормального на работе искала. Нет. Работала она, действительно, как каторжная, и толк в своём деле знала. Честно говоря, когда она сменила Румяного, мне даже стало полегче. Ну а от кофе три раза в день со вкусняшками – кто откажется? Была у неё интересная особенность. Сама по себе – она девочка тихая и негрубая. А вот её подопечные, вне зависимости от пола, самый хабалистый народ в криминальном мире. Такова уж особенность мошенников, отжимающих квартиры. Но когда они натыкались на нашу Оксану Владимировну, тут они бледнели и замолкали. Когда Изюмова священнодействовала, становилось понятно – другой такой хабалки нет на свете. Свой материнский инстинкт, придя в ОУР, она пыталась реализовывать на мне. Всё ей казалось, что я несчастный, неухоженный и спивающийся ребёнок. Лютой ненавистью она ненавидела Таньку Строганову, начальника ИАЗОР, которая придерживалась обо мне того же мнения, только ребёнком меня не считала.

Я посмотрел на Изюмову оценивающе и налил ей тоже полный стакан. Больше всех переживал по поводу моего ухода мой первый заместитель и начальник разбойного отделения, Сашка.

– Владимирыч, ну на хер ты так сделал! Ну зачем тебе на пенсию? Ты же на пенсии через полгода сдохнешь! Что тебе плохо, что ли, с нами было?! Выжал нас всех, как лимон, и сам теперь на пенсию, подыхать! К чёрту тебя, я к тебе даже на похороны не приду! Ты хоть представляешь, что тут теперь третий этаж исполнит?!

Я решил, что этот поток сознания надо прервать:

– О! Отличный тост, Санёк! За похороны!

Сашка был единственным человеком из пяти, которого не я взял, а мне впарили. Он работал тогда начальником розыска в Перово, а у меня уже давно не было начальника разбойного отделения, и я задолбался работать за себя и за того парня. А Сашка был двоюродным племянником Сергея Ивановича, и однажды начальник полиции заявил, что нашёл мне зама. Поскольку кандидатура была не вполне однозначная, он попросил меня:

– Возьми его и научи всему тому, что сам умеешь.

Отказать единственному из четырёх начальников, с которым у меня нормальные отношения, было неудобно. Я правда предупредил, что учитель я – тот ещё. Но Сашку взял. Кстати, как свободный художник, раскрывающий сложные разбои с использованием всяких передовых методик, он меня вполне устраивал. А вот как начальник он был… Нового типа, что ли. Заносчивый и со всеми признаками будущего большого самодура. Я ему при близком общении сразу не понравился. Не было во мне, по его мнению, всего того, что должно быть в начальнике. Наверное, я ему представлялся этаким фельдфебелем Штайнером, которого по недоразумению произвели в гауптманы.

Отношения, мягко говоря, не сложились, и он с милой непосредственностью, столь приветствуемой в нашей системе, стал бегать стучать на меня на третий этаж. Но пацаны с третьего этажа были хорошими операми, они и без Сашки знали, что я мразь, пьянь, вообще не наш человек, панибратски и слишком лояльно общаюсь с личным составом и поддерживаю отношении со всякими ворами. А вот замышляю ли я что-то против них или нет, – этого они от Сашки добиться не могли. Постепенно у них возникло подозрение, а не засланный ли казачок? И перестали они привечать Сашку.

Ещё смешнее закончилась Сашкина попытка стучать на меня Сергею Ивановичу. Однажды он зашёл к дядюшке и сообщил ему, что работать со мной невозможно, потому что я всё время пью и допился уже до того, что при этом не пьянею. Сергей Иванович в тот день находился в благодушном настроении, поэтому ответил племянничку тягуче и даже с юмором:

– А ты попробуй, повези на себе пять основных линий – все насильственные преступления имущественной направленности, все ненасильственные преступления имущественной направленности – в общем, почти весь отдел уголовного розыска на себе повези. Да держи по всем этим пяти линиям первые места по городу много лет. Да живи на работе и домой никогда не ходи. А я на тебя погляжу, запьёшь ты, али нет? Ты научись так работать, а потом ходи жаловаться на человека, который тебя учит.