— Ой, Дарин, что ж это я стою! С днем рождения! — суетится мама Наташа.

Вкладывает мне в руки хризантемы, коротко целует в щеку и ставит на стол упакованный в пластик торт. Три шоколада. Мой любимый.

— Саш, — толкает мужа в бок, и тот молча достает из кармана маленькую бархатную коробочку.

«Пьет папа Саша», — с грустью думается мне, пока я за ним наблюдаю.

Отмечаю месячную щетину, мешки под глазами и неопрятный вид. Выглядит он не очень…

— Мы с миром пришли, Дариночка. Ну негоже близким людям обиды так долго друг на друга держать, — усаживаясь на кровать Инги, сообщает мама Наташа.

— Я не держу, — выпрямляю спину и невольно дергаюсь, когда Леша инстинктивно берет меня за руку.

— А что же тогда? — она достает из кармана носовой платок. — Бойкот нам на пару объявили. Ни слуху, ни духу. Что один, что второй.

— А то ты не знаешь почему, — цокает языком Алеша. — Выставили девчонку в ночь из дома. По-человечески это, ма?

— Не так все было, — принимается уверять она. — Даша сама вспылила. Убежала, ничего не разъяснив.

— Я ее к тебе отправил в надежде, что ты поддержку окажешь. А ты…

— Ну вот что, — вмешивается папа Саша. — Не смей в таком тоне разговаривать с матерью!

— Ой молчи вообще, бать, — отмахивается Леша. — Тебя где тогда носило? Да ты хоть знаешь, что тут происходило…

— Леш, — перебиваю сразу же. — Не надо. Пожалуйста.

— Ни к чему, ты права, — кивает, перехватывая мой умоляющий взгляд.

— Нет уж, сказал «а», говори «б»! — не унимается отец.

Они с Лешей начинают бурно пререкаться друг с другом и, как всегда, остановить это практически невозможно.

— Ой, ну что же мы как не родные в самом деле! Нельзя так! Саш! Алешенька! Давайте не будем!

На секунду их голоса затихают.

— Доченька, мы вот тебя по телевизору увидели. Папа так тобой возгордился! Позвал меня. Смотри, говорит, наша Даринка за московское «Динамо» играет!

Возгордился.

До подкатывающей тошноты.

— Галка позвонила. Ей Володька все уши про тебя прожужжал. Велел телевизор включить. А она до сих пор не верит, что это ты… Завидует!

— Можно один вопрос? — опускаю голову и пытаюсь сглотнуть, физически ощущая вставший в горле ком.

— Задавай конечно, — с готовностью соглашается она, не подозревая, о чем пойдет речь.

Киваю и делаю глубокий вдох. Потому что легким катастрофически не хватает воздуха.

Вот оно, накатило враз. Сдавило грудь точно тисками…

— Будь я вам родной дочерью, тоже взяли бы деньги от Абрамовых? — поднимаю взгляд.

Мама Наташа разительно меняется в лице. Бледнеет, краснеет поочередно.

Папа Саша замирает с открытым ртом, а Леша… Леша стискивает мои пальцы так сильно, что больно становится. Но разве эта боль сравнится с той, что выжигает меня изнутри?

— Взяли бы? — дрогнувшим голосом озвучиваю свой вопрос еще раз.

— Мы… Мы… — заикается женщина.

— Даша, что это значит? — волнение брата, подобно электрическому заряду, передается и мне.

Поворачиваюсь к нему. В глазах парня — полнейшая растерянность.

— Пусть сами расскажут, — отвечаю тихо.

Стоило, конечно, сказать ему, но, увы, тогда я не нашла в себе сил на это. Элементарно испугалась его реакции.

— Дариночка… Ну что за глупости такие-то? — разнервничавшись, лепечет мама Наташа. — Ты с чего…

— Я документы видела, — перебиваю резко. — Знаю, что родом из Одессы. Отец был священником, а мама учителем. И что погибли они тоже знаю.

Справа от меня шумно выдыхает Лешка, но снова посмотреть на него я не могу.

— Ой, Саш… — мама Наташа ударяется в слезы.

— Почему вы не рассказали мне?

— Дарин, но как же?! Саш… — ищет поддержки в лице мужа.

— Я говорил тебе, что так будет. Говорил, — раскатом грома ревет ей в ответ.

Она закатывается воем. Плечи ходят-ходуном.

— Посмотри, что ты наделала! — это он явно ко мне обращается. — Сидишь, на судьбу жалуешься, жертву из себя корчишь.

— Я не жалуюсь.

— Вырастили с пеленок! Выкормили! Образование дали! — отец багровеет с каждой секундой все больше.

— Я благодарна вам за это, — признаю совершенно искренне.