Шрифт:
— Брешешь! Не может такого быть, к тому же старый он — двадцать пять весной исполнилось! Не верю, что такой старик может кого-то соблазнить! — разозлился Лайт.
— А вот и не брешу! Я собственными глазами видел, — горячо зашептал блондин. — Забрёл я давеча к дальней конюшне, что Пейтову семейству принадлежит, слышу стоны какие-то…Ну, думаю — может в беду попал кто, помощь нужна! Подбежал поближе, звук изнутри идёт. Глянул я в щель промеж досок, а там…
— Ну не томи… — Лайт приблизился к товарищу.
— Ильза нагишом на стоге сена раскинулась, а Войт на ней — и пашет во всю! И спереди и сзади, а та визжит от удовольствия и подмахивает! — неприятно рассмеялся блондин.
— Да врёшь ты всё, а ну признайся! — Лайт схватил блондина за грудки и принялся в ярости трясти.
— Шлюха твоя Ильза, так и знай! — не унимался светляк.
— Ах ты урод! — кулак Лайта влетел блондину в ухо. Тот немедленно ответил. Завертелась потешная драка. Два разгоряченных молодых тела принялись валять друг друга в пыли.
Нос Лайта хрустнул и яркие алые капли брызнули на серп, привязанный к моей палке-руке. Ржавчина мигом исчезла, обнажив хищно оскалившееся лезвие. Сознание прояснилось, внутри нечеловеческой головы медленно заворочались мысли: вкусно, хочу ещё…
Подростки продолжали драку, не заметив пробуждения огородного пугала. Они самозабвенно мутузили друг-друга, совершенно не обращая внимания на происходящее вокруг. И зря! Стоило одному из них посмотреть наверх — всё могло бы сложиться иначе…
Выгадав удобный момент, я немного согнулся и ударил серпом в голову блондина — бритвенно острое лезвие прошло через середину его лица, точно горячий нож сквозь масло! Половина черепушки соскользнула с острого металла и, пролетев пару метров по воздуху, приземлилась на подушку из желтой сухой травы. Наружу, с неприятным хлюпом, вытекли серые склизкие мозги. Поток праны устремился в тело, всё больше и больше разгоняя сознание. Это чувство было подобно оргазму и на время отвлекло меня, погрузив в бездну экстаза.
Лайт, принявший душ из горячей терпкой крови, ошарашенно замер на месте, не в силах осознать произошедшее. Его глаза расширились от ужаса, в горле застрял немой крик. Он смотрел на окровавленный труп приятеля, на блаженно ухмыляющееся пугало, держащее в призрачной руке серп, и не мог сдвинуться с места. Через пару минут, со стороны дороги, до него донеслись звонкие женские голоса:
— Лайт, Ферни! Где вы? А ну за работу, черти ленивые!
— Мы что вас искать должны? Скажу отцу, так выпорет — неделю сесть не сможете!
Окрик привёл парня в чувство: он вскочил на ноги, намереваясь дать дёру. Но было поздно — я уже справился с нахлынувшей эйфорией. Рука с серпом дернулась второй раз, в мгновение ока перерубая тонкую шею подростка. Голова слетела с плеч и закувыркалась по выжженной земле. Тело осело, точно куль с мукой. Из горла ударили фонтанчики алой крови, пахнущие сладкой сладкой праной. Поток удовольствия вновь ударил мне в голову!
Ещё-о! Ещё-о! Хочу ещё!
Следом за голосами, из-за высокой травы показались две немолодых крестьянки в простых ситцевых платьях и белых платках. Увиденная картина привела их в шок, женщины немедленно завизжали, оглашая окрестности страшными криками.
Блеснуло лезвие, брызнула кровь, еще два тела упали на сухую землю. Сбор пшеницы закончился, и началась кровавая жатва!
На женские крики со всех сторон поля сбежались обозленные и растерянные мужчины, безумие затопило моё сознание, а руки завертелись со скоростью мельницы, превращая тела крестьян в жуткую мясную нарезку. Лезвие разрезало их тела словно масло. Никакого сопротивления, они даже не понимали, что происходит! До самого момента своей смерти они не могли осознать, что ветошь на палке — это и есть угроза. Пугало…страшилка для птиц! Один за другим они появлялись на моей полянке, и падали. Падали, лишаясь конечностей, голов и жизни.
Бойня продолжалась добрых десять минут, и закончилась только, когда передо мной упало последнее обезглавленное тело. Больше живых не осталось. Только мёртвая плоть, сырая земля и ржавое злато пшеницы. Я вдохнул море разлитой в воздухе праны и блаженно закрыл глаза. Как…хорошо…сознание растворялось в пряных волнах, даруя покой и забвение.
Моё блаженство прервал чей-то неуверенный окрик, заставивший меня обернуться.
— Ты…т-т-ы-ы! Что т-ты делаешь? — заикающийся голос звучал странно, будто шел из глухого колодца, но с каждой секундой становился всё отчетливее и яснее.
Я резко развернулся и ведомый жаждой крови, рванул к новой жертве. Объятый призрачным пламенем серп вонзился в грудь лохматого парня, одетого в тёплый шерстяной сюртук, и прошил её насквозь. Я провернул лезвие в ране и рванул на себя. Моё лицо оросило ошмётками плоти и горячей влагой, кровь брызнула на каменные стены и потолок. Тело убитого повалилось на вытертую ковровую дорожку, а мои руки пронзила острая огненная боль. Сознание мигом прояснилось.
— Ка…кого идриса? — прошептал я, разглядывая коридор общежития, залитый яркой пенящейся кровью.