Шрифт:
Никогда в жизни я не видела, чтобы Солнце было таким огромным и слепящим…
Сквозь почти закрытые веки я смотрю на гигантский шар, который пульсирует и пылает. В некоторых местах он ярко-жёлтый, в других — покрыт чёрными пятнами. На поверхности закручиваются вихри, похожие на затяжки, которые иногда появляются на ткани.
Из моего горла вырываются судорожные всхлипы, которые едва ли могут выразить всю мою беспомощность перед величественной непостижимой силой…
Протягиваю руку, но ударяюсь о невидимую стену. Её можно назвать прохладной, но это почти не ощущается в сравнении с предчувствием солнечной энергии, которая вот-вот польётся в моё тело.
Я упираюсь лбом в прозрачную преграду, и глаза закрываются сами собой. Я начинаю ощущать, как в меня вливается живительная сила.
«Мы не виним… предателей, сбежавших… на Тальпу… — мысленно читаю молитву, запинаясь на каждом слове, которое теперь приобрело для меня новый смысл — пугающий, разрывающий душу, но, как и раньше, исцеляющий тело. — Не возвращаемся… к прошлому, но помним, что искусственный мир обречён… — Остаток молитвы даётся мне легче: — Великий Пожар превратил нас в эдемов, солнечных людей. Мы служим Солнцу, воде, воздуху и земле. Мы называем Вселенную Иоланто и верим в скорое Исцеление. Пускай моё сердце стучит в одном ритме с сердцами ближних. Пускай Иоланто направляет меня».
Я плотно зажмурила глаза, но они всё равно слезятся, ослеплённые даже сквозь сомкнутые веки. Чувствую, как цветы на коже начинают наливаться силой. Свет медленно тускнеет, и я могу открыть глаза: бутоны меняют цвет с зеленоватого на розовый и фиолетовый, становятся заметно крупнее, некоторые уже раскрываются.
Что бы это ни было за место, оно постепенно отдаляется от Солнца, и я, протягивая руки и наталкиваясь на прозрачную стену, беспомощно шепчу:
— Нет, нет, нет, пожалуйста, нет…
Однако пространство вновь исчезает во мраке: его лишь немного освещают мои инсигнии, которые теперь горят ярче, чем прежде. Гул отступает.
Не успеваю я задать себе новые вопросы, как раздаётся лязг. В глаза бьёт свет, не такой, как солнечный, этот холодный и неестественный. Я складываю ладони козырьком, и лишь спустя несколько секунд глаза с большим трудом привыкают к новому свету.
Я смотрю на разверзшуюся стену. Тело бьёт крупная дрожь, вызванная поднимающейся во мне паникой, когда я вижу, как из открывшегося пространства появляются незнакомцы, их тела отражают свет.
Существа так похожи на людей. Но их головы крупнее, более круглые и блестят нежно-голубым цветом; такого оттенка бывает в ясный день вода у берега. Глаз нет, или я их не вижу. Чувствую, что у нас есть нечто общее, но вместе с тем ощущаю леденящий душу ужас: они не такие, как я…
У троих из шести чужаков в руках странные цилиндры красного цвета, а седьмой кажется опаснее других: он высокий и крепкий, под белой кожей (или это всё-таки одежда?) просматриваются мышцы, его шаги тяжёлые, а голова повернута прямо ко мне — глаз так и не нахожу, но чувствую на себе колючий взгляд.
Незнакомцы неумолимо приближаются ко мне. Я поджимаю под себя ноги, отползаю, наталкиваюсь спиной на обжигающую холодом металлическую преграду, но бежать некуда. Чужаки останавливаются на небольшом расстоянии от меня. Самый опасный и ещё один, не такой крупный, оказываются дальше других. Трое поднимают руки. Стойка незнакомцев выглядит угрожающей, и я вжимаюсь в стену до боли в пояснице и плечах. Ещё двое продолжают приближаться ко мне. Грудь сжимает так, что трудно дышать. Сердце бьётся, как пойманная птичка. Я начинаю извиваться, надеясь раствориться в металле, исчезнуть, как фантом. В сознании звучат молитвы Иоланто, но я отвлекаюсь от них, когда слышу женский голос:
— Мы должны осмотреть твои раны.
Проходит несколько секунд прежде, чем я понимаю, что это человеческая речь. По крайней мере, слова, которые я понимаю.
«Что бы ни говорили тальпы, как бы не притворялись, что хотят тебе добра, не верь. Каждое их слово — ложь, необходимая только для того, чтобы застать тебя врасплох». Как и в прошлый раз, в лесу перед лицом пламени, в моё сознание приходят слова, но я не помню, кто и когда мне их говорил.
«А это — тальпы?..» — Я успеваю задаться только этим вопросом, как внезапно для самой себя скалюсь и рычу, безропотно подчиняясь чьей-то воле, что в тысячи раз сильнее моей собственной. От неожиданности двое отступают, но спустя пару секунд вновь делают несколько шагов вперёд. Один из них протягивает ладонь, пытаясь прикоснуться к цветам на моей коже. Я поднимаю руки, надеясь как-то защититься, но понимаю, что совершенно беспомощна…
«Против воды и тьмы нет другого оружия». — Эта фраза вновь появляется в моём сознании, как и тогда — в лесу, и я вновь лишь на мгновение задумываюсь, что такое «оружие».
В воздухе возникают искры и запрыгивают на чужаков, но, как и в прошлый раз, я не понимаю, откуда они взялись. Белая кожа тех, что стоят рядом со мной, вдруг загорается. Мои ноздри и горло раздражает плотный чёрный дымок, исходящий от незнакомца, и я громко кашляю, а потом и сама шиплю от боли: кожа жжётся, некоторые бутоны объяты огнём, чернеют и рассыпаются в прах.