И как идиот перелопачиваю у себя в кабинете все, что накопали про нее мои люди. Я ищу повод для разговора с женщиной? С девчонкой! Серьезно?

Тебе заняться нечем больше?! Работы невпроворот!

С раздражением швыряю все распечатки вверх. Они медленно кружат вниз, как листья с деревьев. И заваливают пол в кабинете.

Бросаю жадный взгляд на бар. Достаю оттуда тяжёлую полную бутылку.

Она звонит мне. Видимо, «освободилась».

Черкасов, выдыхай! Хочет Родиона? Пусть выходит за него. Какие проблемы?

В груди от этого решения очень больно ноет.

Поноет недельку и отпустит!

— Да, — отвечаю по телефону ей.

Держу бутылку над стеклянным журнальный столиком.

— Вы просили позвонить, Демид.

Моя грудь разрывается от того, что я говорю. Но голос ровный и прохладный.

— Я передумал. Вызову тебе такси.

— Спасибо, не нужно, Родион ждёт…

Скидывает вызов.

Закрывая глаза, разжимаю кисть. Бутылка с грохотом и звоном раскалывает каленую столешницу.

Я чувствую острый болезненный кайф. В груди. Он утекает куда-то в живот. Очень болезненный. Настолько, что загибаюсь.

Падаю на своё кресло.

— Убрать? — заглядывает секретарша, настороженно оглядывая груду осколков.

— Нет! Мне нравится так! — срывает меня эмоционально на нее.

Растерянно смотрит, пытаясь уловить в моем взгляде — что ей предпринять.

— Ладно, иди, Оля. Потом клининг вызовешь…

Порежется еще.

Включаю с пульта проветривание, спиртом несет как в больнице.

— Ну и чего ты сделал, кретин? — смотрю на себя в зеркало. — Зачем ты это сделал? Это же не просто женщина. Это спасательный круг для твоей семьи. Ты думаешь, Родион потянет эту историю? Нет, я не думаю. Встал, догнал, извинился. Давай!

Не могу!

Выбрала Родиона — её проблемы. Всё.

Что бы еще сломать, чтобы это тяжёлое чувство быстрее отпустило? Наблюдаю в окно, как она садится в его машину. В последнее мгновение бросает взгляд на мои окна. Они затемнены, и она не может меня видеть.

Ладно, Черкасов, попсиховал? Успокоился? Теперь напрягись и сделай нормально. Давно меня так не сносило…

Больничная палата больше похожа на небольшую комнату в стиле хай-тек. Стальные тона. В изголовье на тумбочке горшок с цветком апельсина, планшет, книга. Пахнет свежестью и озоном.

Иван Михайлович под капельницей. Без пиджака особенно заметна болезненная худоба.

— Добрый вечер, Иван Михайлович.

— Присаживайтесь, Демид.

Нажав кнопку на панели поднимает повыше изголовье.

— Вы хотели поговорить о делах?

— Не совсем… Я хотел бы поговорить о Злате.

Его взгляд заметно оживляется.

— О чем именно?

— Да я не знаю, если честно. Хотелось бы понимать её лучше, наверное. Может, подскажете что-то…

— Честно говоря, выбирая вашу семью, как партнеров, я делал ставку больше на Вашего брата, Демид.

— Почему?

— Они ближе по возрасту. К тому же… — поджимает он губы.

— Ну договаривайте.

— У него нет такого отягощенного анамнеза в личной жизни, как у Вас. А мне важно в какие руки попадет Злата.

Да в чем дело, мать вашу?! Вроде бы особенно не косячил, не скажу, что слишком зажигал. Дела обрушились на меня с юности, как на старшего наследника.

— А можно детали? Что мне инкриминируют? Помимо гарема, которого нет.

— Брошенный ребенок…

— Это не мой ребенок. Я сделал экспертизу. Дамочка просто решила срубить бабла. Ребенок из нашей семьи никогда не был и не будет брошен. Это позиция нашей семьи. Я за это отвечаю.

— На вас подавали в суд за избиение.

— Меня оправдали. Это были инсинуации со стороны очередной охотницы за бабками.

— В наше время суд выигрывает тот, кто состоятельнее, — пожимает он плечами.

— Ну что ж мне теперь — доказывать, что я не верблюд?

— Она еще и осталась Вам должна крупную сумму.

— Конечно, Иван Михайлович. Это единственный способ остудить остальных, которые вдруг сочтут, что могут безнаказанно меня поиметь. Мошенник пола не имеет! Или Вы не согласны?