Меня нервирует его неуместный сарказм. Во-первых, наши отношения с "братом" не его ума дело, а во-вторых, он достал напоминать мне постоянно об этом самом "брате". Всегда, в любой удобный момент он не упускает случая бросить вскользь его имя. Бросить и наблюдать за моей реакцией.

Это особая форма мазохизма такая?

– Это дом его отца, тебе известно это не меньше моего. Я не могла дать ему пинка под зад и вышвырнуть пьяным из по сути его же дома, - цежу, избавляясь от назойливой руки.
– Ладно, поздно уже, - отворачиваюсь, чтобы открыть дверь, но Гар рывком возвращает меня на исходную.

– Что в нём есть такого, чего нет во мне?
– льдистые глаза прожигают.
– Я недостаточно крут для тебя? У меня не такой обеспеченный отец? Тачка хуже? А может, он сделал что-то такое, от чего тебе снесло крышу? Так впусти меня и я покажу тебе небо в алмазах. Сравнишь.

– Да пошёл ты!
– вырываюсь и нервно вставляю ключ в замочную скважину.

– Думаешь, я слепой и ничего не замечаю? Да ты сохнешь по этому ублюдку.

– Мне казалось, что вы друзья.

– Были! Пока не появилась ты! Только ты нахрен ему не нужна, - нависает над моим лицом.
– У него есть Мия, они одного поля ягода и отлично ладят. У них всё зашибись. Было и будет. К кому же мне птичка на хвосте принесла, что она беременна.

Захлопываю дверь прямо перед его носом, но Гар не унимается:

– Включай мозг Лея, он тупо над тобой издевается!
– в рифлёном дверном окне торчит мутный силует.
– Знаешь, как он боговал, когда узнал, что вы приезжаете? Говорил, что твоя мать - шлюха. И ты такая же! Он ненавидит вас обеих! Ты для него пушечное мясо.

– Проваливай уже!

– Правда глаза колет? Ты сама всё прекрасно понимаешь, но почему-то отказываешься принимать очевидное. Ты же не дура, Лея, очнись уже! Снимай свои грёбаные шоры!
– удар ладонью по стеклу.
– Впусти меня, давай нормально поговорим.

– Я не хочу тебя больше видеть, неужели непонятно? Проваливай, Гар, или хуже будет.

– Нет, ты всё-таки дура.

– Пошёл к чёрту.

На несколько секунд он замолкает, а затем продолжает, но уже значительно сдержаннее и тише:

– Прости, не сдержался, опять я повёл себя как полный кретин. Но я ревную, неужели непонятно?! Не только к нему - ко всем. Ты мне, правда, нравишься и мне не хочется, чтобы ты вляпалась в дерьмо, сделала что-то такое, о чём будешь потом страшно жалеть.

– Не учи меня жизни, ладно? Я уже больше полугода как совершеннолетняя.

– Да послушай же ты...
– в голосе отчаяние.
– Он не бросит Мию, никогда. Чтобы он не делал и не говорил - они будут вместе. Особенно теперь, когда Мия ждёт ребёнка. Они скоро поженятся.

– Ты заткнёшься уже, наконец?
– рывком распахиваю дверь и пихаю Гарика в грудь. Расставив руки он пятится назад и едва не падает, поскальзываясь на нечищенных ступеньках.
– Плевать я хотела и на тебя и на твоего Ветрова, понял? И если со вторым всё давно понятно, то тебе я хотела дать шанс. Но ты его благополучно спустил в канализацию!
– поворачиваю за собой замок и, совсем по-детски закрыв руками уши, не слушаю, что он мне там кричит. Кричит он долго, но потом, видимо, устав в прямом и переносном смысле стучать в закрытую дверь, судя по звуку ударяет кулаком по стене и наконец-то сваливает.

Ушёл. Налил на башку помоев и благополучно сделал ноги. Какого чёрта он нёс всю эту околесицу? Чего хотел добиться?

Но самое противное в этом всём то, что его слова попали точно в цель. Он озвучил вещи, о которых я не хотела даже думать. Он обнажил мои страхи, вытащил мою засунутую в самые дальние закоулки души боль.

Эмиль никогда не бросит Мию. Чтобы он не делал и не говорил - они всегда будут вместе. Особенно теперь, когда Мия ждёт ребёнка.

Прямое попадание в обломки разложившегося сердца.

Рывком расстёгиваю молнию парки и обессиленно опускаюсь на банкетку.

Я реву, не громко, не навзрыд - просто плачу, надеясь, что со слезами выльется всё то душевное дерьмо, что никак не найдёт выхода.

Сукин ты сын, Ветров, грёбаный сукин сын, когда ты уже свалишь нахрен из моей башки!

Ладони уже абсолютно мокрые, но сырости столько, что реветь и реветь. Я думала, станет легче, я как-то смирюсь с тем, что мы никогда не можем быть вместе. Но чёрта с два. Легче не становится. Только хуже.

Вот такая она, моя первая любовь. Уродливая, кривобокая, безответная... такая, что выть хочется. И я вою. В самом что ни на есть прямом смысле.

Стук в дверь. Потом ещё один, уже громче.

Сначала мне кажется, что это игра воображения, но стук повторяется снова.

Убираю тыльной стороной ладони слёзы и, втянув носом сырость, хриплю:

– Я же попросила тебя свалить! Что непонятного?

Ещё один настойчивый стук. Секунду назад я жалела себя, но сейчас ощущаю, как чёрными клубами мозг туманит ярость. Наверное, душевное дерьмо всё ещё ищет выход. Мне хочется кого-то убить, расчленить голыми руками. Особенно того, кто заставил это самое дерьмо снова всплыть на поверхность.