Я принялась будить спящего:

— Дилан? Проснись, Дилан?

Он пошевелился, приоткрыл глаза.

— Доброе утро. — улыбнулась ему я. — Как ты себя чувствуешь?

— Живой…

— Конечно, живой. Хватит уже умирать. Вставай, идём завтракать.

В этот раз ему не требовалась моя помощь, чтобы передвигаться по квартире. Но за столом он сидел подавленный, не поднимал на меня взгляд.

— Ты чего такой? — поинтересовалась я.

— Увидел себя в зеркале. Я превратился в старика.

— Ну, да, помятый слегка… — аккуратно прокомментировала я, хотя он и на самом деле изменился почти до неузнаваемости за последние несколько лет. — Что за мысли опять? Восстановишься, и всё будет в порядке.

— Извини за вчерашнее, не знаю, что на меня нашло. — снова стушевался он. Весь его вид выражал, что он чувствует себя неловко, что не знает, как правильно себя вести и о чём говорить.

«Да, под действием транквилизатора ещё и не такое можно сказать. Пробовала, знаю» — подумала я, но вслух произнесла ободряющее:

— Всем иногда становится страшно.

— У тебя получаются очень вкусные каши.

— Я — мама со стажем. — улыбнулась я.

— Как думаешь, он когда-нибудь простит меня? — спросил Дилан, имея в виду Максима.

— Поживём — увидим.

— Мне здесь всё напоминает о том, каким я был. — сказал он, водя ложкой по остывающей в тарелке каше.

Наблюдать за его неуклюжим поведением было в чём-то даже забавно: выглядел, как старик, а вёл себя, как ребёнок.

— Хочешь, поедем ко мне? — предложила я.

— Правда? — оживился он.

— Да. Вечером, когда жара спадёт. Только завтра мне на работу, так что будешь сидеть дома один.

— Ты такая молодец. И такая красивая. — снова невпопад сказал Дилан.

— По-моему, тебе можно пить вдвое меньше таблеток. Мне знаком этот эффект, когда ты становишься слишком сентиментальным и плаксивым.

— Да, есть такое… — согласился он.

— Почему ты так сильно похудел?

— Чем больше я начинал всё понимать, тем сильнее ненавидел себя. Отец чуть не убил меня, когда узнал, что я сделал. Да я и сам… Если бы не… Не важно.

— Ты всегда был его любимым сыном. Ты единственный не сбежал от него. Вон, Вовочка в Питер свалил, лишь бы отец не достал его.

— Отец сказал мне, что в вашей семье готовится свадьба, я сразу приехал, думал, это ты… До этого я несколько раз приезжал к твоему дому, хотел поговорить. Пару раз видел, что этот твой друг бывает у тебя.

— Так ты следил за мной?

— Да. Я сходил с ума от ненависти к себе и тебе, хотел что-то выяснить, но понимал, что просто неадекватен. Прошёл обследование в клинике, сначала мотался туда-обратно, потом мне стало невыносимо находиться здесь. Отец запретил мне появляться на работе.

— Всё уже позади. С возвращением! — разбавила его грусть я, он улыбнулся. — Чем займёмся?

— Не знаю, мой ноутбук сломан. — ответил Дилан.

— У меня идея! Где-то тут был йод… А, вот он!

— Что ты собираешься делать?

— Я что-нибудь нарисую, ты должен будешь угадать, что это.

— По-моему, это детская игра. — поморщился он.

— Именно поэтому мы будем в неё играть!

Художник из меня был, конечно, так себе, зато фантазия что надо. Я изобразила на спине Дилана дельфинов, берёзу и купола; разумеется, он долго угадывал, на третьей картинке сдался и потребовал принести ему зеркало.

Потом мы задавали друг другу дурацкие вопросы и искали ответы на них в книге из серии «Я познаю мир». Мне уже много лет не было так весело, я даже пустила слезу от смеха. Дилан ещё долго не мог перестать улыбаться; хохотать в голос он стеснялся, поэтому был, как в старые добрые времена, сдержан.

Мы с Максимом очень любили играть в такие игры перед сном, а теперь у меня почему-то появилось чувство, что я предаю собственного сына, и что Дилан не заслуживает того, чтобы вернуться в нашу семью. Это было бессмысленно и глупо, но стену, которая появилась между мной и Диланом, нельзя было сломать в такой короткий срок, даже во время наших с ним дурачеств я всё время помнила, каким он был ещё недавно.

— Нам всегда было так хорошо вместе? — спросил он.

— Не-е-ет. — протянула я. — Я раз десять ломала тебе шею. Ну, может быть, не десять, но два — точно.

— А как мы жили? — продолжал интересоваться он.

— Когда нас поженили, ни ты меня, ни я тебя не хотели знать (я так думала сначала, потом оказалось, что ты просто не представлял, как вести себя со мной). Мне было 17, и я только закончила школу с золотой медалью, мечтала поступить в медицинский, стать врачом. Перед днём свадьбы я сбежала, но меня нашли, поймали на дороге. Дальше эти жуткие обряды… Нам порезали ладони и связали их между собой, ты заставил меня пить вино. Первой брачной ночи не было, меня опоили травкой-живицей, так как я была вся израненная, и я уснула. На другой день праздник продолжился, все гости на моих глазах превратились в волков, я была в диком ужасе! Потом я тоже превратилась, а проснулась где-то в лесу, от холода, ты был рядом. Тогда у нас был первый секс, ты насильно завладел мной. Я пообещала себе, что ещё дам тебе, мерзавцу, прикурить. — тут я с ехидной улыбкой взглянула на своего слушателя, как бы намекая, что месть моя состоялась и удалась; затем мой рассказ продолжился. — Из леса мы вернулись в деревню и узнали, что случилось нечто ужасное: шестеро волков попали в ямы с кольями, началась война с охотниками (в их бывшей деревне мы с тобой недавно были). Ты отправил меня обратно, в большой мир, и мы не виделись полгода. Я, как и мечтала, поступила в вуз, училась и, если честно, я даже лица твоего не помнила, внушила себе, что это был просто кошмар…