Я сунула кольцо в карман платья.

Да, еще одна вещь обо мне. Вся эта избранность пробудила во мне некую склонность к театральности и дешевым эффектам. Тогда я не знала, как поступит Гера. Но хотела посмотреть, что он будет делать, понять истинные мотивы Врага, и выяснить, что вообще представляет из себя совет Лэйтарии. .К.н.и.г.о.е.д...н.е.т.

Мне нужна была правда.

— А ты… Лэйтарцы умеют любить? — Выпалила я.

Виталий вскинул брови. Прежде чем он перешел к неловкому ответу, я поспешила пояснить:

— Золотая магия и неспособность любить как-то связаны между собой? Просто не понимаю…

— Не знаю. — Прервал меня Виталий. Кажется, эта тема его немного смутила. — Эти вопросы для дома Непознанного.

На этом разговор закончился. Виталий напомнил, чтобы я никому о нем не рассказывала. Поблагодарил за помощь, чем вызвал мое искреннее удивление.

Я поплелась запечатывать портал. Предстояла сложная работа.

— Кстати, — окликнул меня лысый рыцарь, не успевший уйти далеко. — Ты не в курсе, где мой меч?

***

На верхней террасе, отведенной для Незыблемых, горел свет.

Первый Странник взял слово.

— 23 -

Глашатаи взирали на темную фигуру, возвышающуюся в свете ложа. Громоподобный голос Незыблемого несся по залу звучанием, превосходящим лучшие разработки кинотеатров. Казалось весь свет сосредоточился на террасе. Лэйтарцы замерли безликими полутенями. Даже я прониклась от такого 7-D эффекта, приоткрыв рот и не спеша подниматься с колен.

Потом опомнилась.

— Отпусти, — потребовала я.

Глашатаи слушали Незыблемого, позабыв обо мне. Все, кроме Геры, которого подобным представлением не удивить. Он все еще держал меня за волосы, прижав к горлу клинок. И что-то очень жуткое было в его карих глазах.

— Отпусти, — повторила я.

Теневой клинок испарился. Мужчина ухватил меня за запястье и вздернул на ноги. Я протестующе зашипела, когда он притянул меня к себе.

— Это ничего не меняет, — прошептал он у самого уха. Меня бросило в дрожь, когда он прижался, втягивая запах моих волос. Клянусь, с этим мужиком что-то не так. Мои волосы крашенные. Естественного в них только отросшие корни. Еще они все в пыли, в крови и в золотистых блестках. Вот что ты к ним прикопался? — Ты оттягиваешь неизбежное.

Ага, вот поэтому сваливаю прямо сейчас из Лэйтарии.

– Учись проигрывать, — прошипела в ответ, выдергивая руку и отпихивая Геру подальше. — Это тебе пригодится, если соберешься задумать против меня еще какую-то гадость.

Наш диалог терялся в шуме громоподобных речей Первого.

— Странник не сможет долго тебя защищать. — Гера сверлил меня взглядом. Не знаю, о каком именно Страннике речь шла. — Я верну тебя.

— Адекватность себе верни.

На показ я вытерла шею ладонью там, где Гера только что ко мне прикасался. Развернулась. Приподняла подол платья и засеменила к выходу.

Психотичный мужик не посмел преследовать меня. Из ложи вещал Незыблемый. Пока Гера отыгрывал роль обычного лэйтарца, в его обязанности входило внимать каждому слову Первого.

Виталий закончит монолог и у Геры развяжутся руки. Никто не помешает ему выйти, принять другую личину и самому представиться Незыблемым. А вот что может ему помешать мне навредить — это портал. Не по силам Первому дома Архитектоники открыть проход в Центр. Может на землю оси мне теперь путь закрыт (о нет, как же так, как же я это переживу?), но за ее пределами мне не о чем волноваться. Точно не со стороны Геры.

Мой уход остался незамеченным. Какое всем дело до чужачки, когда перед их взором собственной персоной стоит Незыблемый? Таких как он сотню лет не видели, а таких как я в каждой лавке по два десятка.

В коридоре будто прошел ураган. В развалинах с трудом угадывались остатки изящных колонн и резных барельефов. Меня немного передернуло, когда я представила, что могла не успеть выбраться оттуда. Мокрого места не осталось бы!

У меня отнимались руки, отнимались ноги, каждое движение отзывалось болью, пока я пробиралась через каменные перегородки и разломанные плиты. Прекрасное платье окончательно превратилось в пыльный мешок. Пальцы соскальзывали, то сдирая кожу, то напарываясь на острые фрагменты. Я продолжала двигаться.

Взбираясь на очередную горку из расколотого мрамора и цветного камня, я услышала знакомые голоса.

— Можно обезболить.

— Нет. Не смогу чувствовать ногу.

— Зачем ее чувствовать?

Я выглянула из-за разлома.

Тинхе облокотился о стену, держась за какой-то выступ. Его лицо ничего не выражало, но мышцы челюсти были напряжены. Скрывает, что чувствует боль? Мужская фишка. Вот у меня был целый план по демонстрации того, как мне плохо и больно. Но не здесь и не сейчас, а когда доберусь до Центра. Вот там разыграется драма в трех актах со всем набором страданий.