Враг притянул меня ближе, углубляя поцелуй.

Его рука прошлась вниз по жесткому крою платья, что крало любую возможность почувствовать тепло чужих прикосновений, и сжалась на талии.

Действительно ли боги пробили в Тинхе брешь или он сам позволил ей образоваться, полагая что иначе быть не может, уже не имело значения. Лэйтарец допустил подобную возможность, и теперь она постепенно овладевала его желаниями.

Меня охватила эйфория: он точно так же, как и я, ослабил контроль. Так же, как и для меня, это означало непростительную ошибку.

Слишком давно рядом не было человека, который пробуждал во мне столько сильных эмоций. Противоречивых, сложных, опасных. В которые можно погрузиться, в которых не страшно тонуть.

Я резко распахнула глаза, не понимая, когда успела их закрыть.

«Увлеклась. Залезла в собственноручно расставленную ловушку.»

Спохватившись, я заставила себя остановиться. Получилось не сразу. Чуть ли не вступая в борьбу с собой, я легонько толкнула Тинхе в грудь, приводя его в чувства. Мои собственные рецепторы, опьяненные удовольствием, объявили решительный протест.

На ставших ватными ногами, я отступила. Завела руки назад и ухватилась за подоконник. Голова кружилась, и я всерьез опасалась лишиться чувств.

«Совсем-совсем не кстати, Дробь. — Напомнила себе. — Не в твоем стиле, дорогая. Не падают в обмороки от жаркого поцелуя те, кто с мечом наголо сражается с монстрами в монохромных подземельях.»

Тинхе потянулся вслед за мной. У меня едва хватило самообладания, чтобы не дать ему приблизиться. Потребовалось больше, чем несколько ударов сердца, чтобы в глазах мужчина появилось немного осознанности.

— Вот как, — хмыкнул Враг, отстраняясь.

Мужчина выпрямился, автоматически поправив перевязь. Единственный из всех Глашатаев, у кого было оружие — это Тинхе. Как я уже выяснила, носил он эту штуку не для красоты. В его руках меч превращался в опасное оружие, как против обычных противник, так и против самих богов. Меч — атрибут дома Первого Странника. Мило, что он также является основным оружием, владению которым обучают в Центре. Ирония!

Не будь я так сосредоточена на поддержании собственного дыхания, поинтересовалась бы, носят ли представители иных домов при себе подобные символы.

— Дробь?

Воздуха не хватало. Моя грудь лихорадочно вздымалась, а тело еще не отошло от неожиданной встряски эндорфинами.

Уф!

— Зараза, ты, — сказала я, подрагивающими пальцами расстегивая мелкие пуговки воротника. Где эти чертовы сквозняки, когда они так нужны? — Как есть — зараза.

Тинхе не мог выглядеть более удивленным, чем сейчас.

— Ты злишься на меня за то, что поцеловала?

— Ни-хре-на, — произнесла я по слогам. — Не собирался ты проигрывать дому Архитектоники. Вот ни разу. Поверить не могу, что повелась!

— Не понимаю, Дробь.

— Иллюзия выбора. — Зло выдохнула я. Мысли путались, и я с трудом собирала их в связную речь. — Дело не в Гере. Он хороший предлог, но дело не в нем. Ты заставил меня думать, что есть выбор. Что я могу оказаться в другом доме. А потом пошел еще дальше. Вывел себя из уравнения. Заставил союзников думать, что сдаешься. — Жесткий воротник был побежден. Я сделала глубокий вдох. — Таким образом, мне пришлось не просто выбирать. Чтобы остаться в доме Исследователей, мне надо было пойти сложным путем. Приложить усилия. Осознанно и добровольно, — на этом слове я скривилась, — потребовать от тебя вернуться в строй. Браво!

Я не стала изображать театральные хлопки. Ноги все еще дрожали, и я боялась потерять опору.

Тинхе провел по губам кончиком пальца.

— И все же, это не так коварно, как твой поступок.

Я не позволила себя сбить.

— Зачем? — спросила я.

Его губы изогнулись в улыбке, в глазах появилась ирония.

— Ты поняла одно, но не поняла другое? Моя невероятная Дробь! Мышь, загнанная в угол, опаснее свирепого льва. Неприятное решение, сделанное в результате самостоятельного выбора, а не полученное в качестве единственно возможного варианта, воспринимается человеком легче.

Я не хотела сдаваться Врагу, но, когда появился Гера, и выбор встал между ним и Тинхе, я внезапно осознала, что лучше уйду под крылышко к дому Исследователей, чем в незнакомы дом Архитектоники. Вот, о чем говорил Странник.

— Двойной обман. — Я облизнула пересохшие губы. Хотелось сказать что-то колкое и язвительное, но мозг отказывался воспроизводить сарказм. А это уже кое-что говорило о степени моей моральной усталости. — Предоставив выбор, ты хотел, чтобы я забыла о существовании других вариантов.