Поезда дореволюционной России похожи на радугу. Вагоны первого класса синие, второго — жёлтые, третьего — зелёные. Билеты благородно-небесного, намекающего на голубизну крови его пассажиров, в два раза дороже яично-соломенных и в шесть раз — вегетарианско-салатовых. За время войны цены постоянно ползли вверх, и к 1917 году поездку за максимальную стоимость уже мало кто мог себе позволить. Фешенебельные вагоны ходили полупустыми, билет продавался без места. Пассажир просто подходил с ним к нужному вагону, а проводник сам рассаживал дорогих гостей, определяя на свой вкус и с учётом важности пассажира, где кому ехать. Чем выше статус, тем полнее и охотнее исполнялись пожелания.

Третьим классом ездила не только беднота. Встречались пассажиры, не желающие переплачивать, любящие общение, не стесненное светскими условностями. В третьеклассных вагонах атмосфера складывалась традиционно веселая и душевная. Не удивительно, что герои «Идиота» князь Мышкин и купец Рогожин познакомились именно там, а болтливый чиновник им еще и все сплетни рассказал. Но все же, низший класс накладывал определенный отпечаток убогости, считался в высшем обществе “не комильфо”, поэтому товарищ Раскольникова Разумихин из “Преступления и наказания” был искренне возмущен, что скупердяй и не состоявшийся жених Дуни Лужин отправил свою невесту и потенциальную тещу путешествовать именно третьим классом.

В то время, как в зелёные вагоны народ заселялся со всем своим багажом, пассажиры жёлтых и синих сдавали вещи на хранение, получая квитанции на каждое сданное место. Анна настояла, чтобы её шляпные коробки все без исключения грузили в мягкое купе. Проводник попытался возразить, что в синий вагон можно взять небольшую ручную кладь, но купюра совсем невеликого номинала привела его к пониманию, что женские головные уборы не имеют права путешествовать отдельно от хозяйки, даже если их полсотни. Решительное лицо Ревельской и скромное подношение, подкреплённое присутствием целого адмирала, сделали служителя МПС уступчивым и лояльно-сговорчивым. Адриан Иванович, с утра ломавший голову, чем занять очередной унылый день, к обеду превратился в путешественника, участника головокружительного детектива.

— Простите, что сразу не сказала, — доверительно прошептала ему Анна во время прогулки, взяв под руку, — но вам срочно нужно уехать вместе со мной, никому не сообщая и не заходя домой.

Анна поднесла пальчик к губам, предупреждая возражения адмирала.

— За вами, Адриан Иванович, следят, причем весьма профессионально. Не думаю, что с целью вручить приглашение на торжественный приём в вашу честь. Разбираться, кто это и зачем, нет времени. Поэтому предлагаю сделать ход, неожиданный для ваших соглядатаев. Через час уходит мой поезд на Петроград. Купе уже заказано. По дороге вы узнаете много интересного и сами определите, что делать дальше.

Непенин, несколько смущённый напором своей ученицы, тем не менее подчинился и с удовольствием наблюдал за настойчивой оккупацией купе первого класса, гадая, что такое ценное Анне нельзя сдать в багаж. По весу шляпные коробки превышали заявленное содержимое.

— Российские поезда всё же удобнее иностранных, — проскрипел незнакомый голос у дверей, и в купе сунулась стариковская седая голова в надвинутом на брови малахае.

— Прошу прощения, — начала было Непенин…

— Ну сколько можно! — перебила его Анна, — я места себе не нахожу! Хотела даже на привокзальную площадь сходить — взглянуть…

— Не извольте волноваться, всё под контролем. Работает спецназ, — ответил гость хорошо знакомым баритоном, расправляя плечи, выпрямляясь и приобретая узнаваемые очертания. — Рад видеть живым и здоровым, Адриан Иванович, и прошу немного помочь мне освободить вас от навязчивого хвоста. Вы, оказывается, настолько популярный человек в Гельсингфорсе, что за вами увязались два соглядатая! Не следует увеличивать неопределенность и тащить их за собой в Питер. Пора обрубать!

— Григорий Ефимыч, — радостно и удивлённо воскликнул Непенин, — мне казалось, что я уже потерял способность удивляться вашим талантам. Конечно же, я к вашим услугам. Что мне делать?

— Работаем медленно, никуда не торопясь. Вы выходите из вагона, закуриваете и, не спеша, как на прогулке, идёте к вокзалу, но не заходите внутрь, а огибаете слева, проходите по заднему двору между торцом основного здания и сараем — там узко, но пройти можно. Выходите на перрон с другой стороны и спокойно возвращаетесь в вагон. Аня, ты у нас — на посту, охраняешь сама знаешь что. Ни шагу из купе, всех впускать, никого не выпускать. Проконтролируешь возвращение его высокопревосходительства… И не скучай, скоро будем …

— А ты?

— А я пообщаюсь с эскортом адмирала, — нехорошо усмехнулся Распутин. — Страсть как интересно узнать, кто у нас такой любопытный?

— Но…

— Никаких “но”. Работаем!…

Непенин вышел на перрон, щурясь на морозное солнце, достал из кармана пальто портсигар, не спеша обстучал об него папиросу, прикурил от услужливо протянутой проводником спички и пошёл, поёживаясь, к дверям вокзала. “Только не оглядываться! — в такт шагов шептал он, пропуская торопящихся пассажиров и уворачиваясь от поклажи, перетаскиваемой носильщиком, — тот, кому надо, всё увидит и всё сделает, как положено.”