Шрифт:
Видно, от жара у меня кисель в голове.
Я жду человечности от похитителя, безжалостного и опасного мужчины, у которого одна цель – уничтожить каждого, кто попадется на его пути мести, и ему плевать, кого переломает на этой дороге. Я всего лишь инструмент в руках Монгола…
Накрываюсь с головой. Опять плачу, накатывает едкий ком в груди.
– Я справлюсь. Обязательно.
Только в далеком детстве, когда мама была жива, меня ждал чай с малиной и тепло любящей души в секунды, когда действительно плохо.
Засыпаю, наверное, а точнее, падаю в спасительное забытье, которое нарушается очередным щелчком двери.
Комнату освещает мягкий свет из коридора. Вздрагиваю, готовая вновь увидеть Монгола, но в спальню заходит морщинистая женщина.
На голове у нее что-то наподобие тюрбана. Сначала этот головной убор пугает, когда свет падает со спины, кажется, что ко мне зашло чудовище из кошмаров, но проморгавшись, понимаю, что пожилая женщина чуть шаркающей походкой направляется ко мне и включает прикроватную лампу, расположенную на тумбочке у изголовья кровати.
Даже такой мягкий свет вызывает резь в глазах, подрываюсь и хватаюсь за голову, в висках простреливает со страшной силой.
Женщина прищуривается, внимательно рассматривает меня.
– Тише-тише, кыз, – проговаривает с акцентом, довольно ярким, – я пришла помочь, не бойся.
Роется в саквояже, который ставит на кровать перед собой.
– Где у тебя болит?
Поднимает руки, и я вижу зажатый в старческих пальцах стетоскоп.
– Везде. Все тело ломит.
– Я послушаю тебя.
– Зверь решил послать ко мне врача с помощью?! – тяну губы в улыбке, но женщина не отвечает, она сноровисто откидывает покрывало и тянет меня, заставляет сесть. Старческие пальцы оказываются необыкновенно цепкими и сильными.
– Ты слишком болтлива. Нехорошо. Хочешь продержаться в этом доме, постарайся выказывать почтение.
Пока говорит, греет кругляш, затем прикладывает к моей спине, а у меня все равно мурашки идут. Передергиваю плечами.
– Что, кыз?
– Х-холодно.
– Терпи, девочка. Дыши. Вот так. А сейчас задержи дыхание.
Ставит два пальца мне на спину и постукивает, заставляет открыть рот, светит в глаза.
– Вашему хозяина нужна здоровая племенная кобыла, да?!
Трясусь в негодовании, злость комком поднимается к горлу, но старуха лишь бросает на меня острый взгляд черных глаз.
– Для женщины главное умение быть покорной и держать язык за зубами.
Делает паузу и продолжает строго:
– Пока не отрезали!
Голос звучит спокойно настолько, что мне становится жутко.
– Вы сейчас ведь не серьезно, правда?!
Спрашиваю шокированно, но мне не отвечают.
Сухие пальцы касаются моего подбородка, разворачивает лицо то в одну сторону, то в другую. Рассматривает, ощупывает царапину на щеке. Щелкает языком и белесые брови сходятся на переносице.
– Слишком слабая, – осторожно прикасается к границам ушиба, а я чувствую, что у меня там уже приличная припухлость, жмурюсь от боли.
– Потерпи.
Лезет в чемоданчик и вытаскивает баночку, открывает, смазывает мне щеку каким-то пахучим жиром.
– Не беспокойся. Я травница старой закалки с медицинским дипломом, так что все хорошо будет, кыз.
Голос у женщины успокаивающий, тянет покрывало вниз, еще дальше, а я цепляюсь за него в панике.
– Я только осмотрю. Ты говори, что и где у тебя болит.
Мои пальцы слишком слабы, и женщина спокойно отнимает мое прикрытие.
Оголяет тело полностью. Во мне сейчас сил, как в котенке, особо сопротивляться не могу.
– Скажи, живот болит? Что чувствуешь? Дискомфорт, резь, острую боль?
Спрашивает внезапно и застает врасплох своим взглядом, устремленным в самый низ живота.
– Что?!
Выпаливаю резко.
– На кровати нет простыни, – отвечает многозначительно.
Молчу. Слова закончились.
– Ты не беспокойся. Я действительно врач. Могу осмотреть, помочь…
Смотрит прямо и внутри у меня все дрожит от того, что вижу в этих черных глазах. Там проскальзывает сострадание.
Последняя капля наполняет чашу, и я начинаю плакать навзрыд, горько.
– Ну тихо, кыз, тихо, – накидывает покрывало обратно, обнимает меня за плечи, и я кладу голову на грудь незнакомой женщины.