— Ты делаешь из людей наркоманов, а их семьи — созависимыми, — мягко произношу я.

На этот раз, обманутый моим тоном, Оскар даже не чувствует подвоха и открыто отвечает:

— Они лишь хотят отдыха, что в этом плохого?

— Пчёлам тоже нужны виртуальные миры? — подлавливаю я его, и он, наслаждаясь собственным великолепием, не замечает, что мы резко сменили тему.

— Пчёлам я помогаю просто выжить, но по-настоящему верным я остаюсь динатам. Кто ещё в нашем крыле может похвастаться таким послужным списком?

Плевать он хотел на других, любые его телодвижения связаны с собственной выгодой. Уверен, даже команду он воспринимает только как товар и услуги, ни за одного из участников банды не отдал бы жизнь, даже если кто-то из них к нему привязался. Не сомневаюсь, что всё это Оскар прочитал бы по моим глазам, не утопись он в наслаждении собственной неотразимостью.

— Таким — никто, — наконец соглашаюсь я. — Но двойные игры обычно плохо заканчиваются. Тем более, когда одна из сторон — политика. Возможно, ты и с церковью успел наладить отношения?

Он вновь беззаботно глотает приманку.

— Политика и религия — две стороны одной медали.

— А ты как раз любитель валюты, — улыбаюсь дружелюбно, задабривая Оскара, и он ведётся:

— Предпочитаю более надёжную, чем такая.

Оп, а вот и первый крючок рвёт его губу.

— Опасные слова, — шутливо угрожаю ему пальцем.

— Я знаю границы, — машинально оправдывается парень. — Знаю, кого можно продавать. Люблю риск, но не перехожу черту. Поэтому динаты знают, что мне можно доверять. Исчезни шахта, и человеческий порок заполнит всю эту станцию. Я же концентрирую зло в одном месте. Оно неистовствует, бесчинствует, но не выходит за края.

— Ближе к делу, — звучит в моём ухе скучающий голос Бронсона.

— Смотри, как бы динаты не подумали, что ты мнишь себя главным на Тальпе, — предупреждаю Оскара, не подавая виду, что во время одного разговора слушаю комментарии другого человека. — Это опасно.

— Не опаснее, чем привести в Шахту такую красавицу, — замечает Флорес, ослепительно улыбаясь. — Не слышал, чтобы монахам были не чужды простые радости жизни.

Чувствую, как генерал словно задерживает дыхание, прислушиваясь к разговору, который, я уверен, стал для него куда интереснее.

— Видимо, твои источники информации не самые проверенные, — я пожимаю плечами. — Но она здесь не для этого.

— Нет? — Оскар удивлённо округляет глаза. — У такого чудесного личика есть смысловая нагрузка?! — снисходительно спрашивает он, поедая Габриэллу взглядом.

— Меня не предупредили, что ты часто недооцениваешь людей.

Заинтересованный разговором, Флорес пропускает первую часть предложения мимо ушей.

— Ох, что ты. Слишком громкие слова. Если бы я недооценивал людей, то мы бы не находились здесь — в Шахте, в моём кабинете.

Он по-хозяйски указывает руками на свой небольшой, тёмный кабинет, а потом переводит взгляд на Габриэллу, которая трясётся рядом со мной и, по-моему, даже не дышит.

— Разве он не рассказывал тебе, что его сердце занято только им самим? — вдруг Оскар, ослепительно улыбаясь, обращается к Габриэлле. — «Защитник справедливости не слышит голос собственного сердца». — Вновь смотрит на меня. — Или всё же слушает его? «Чёрный монах не ведает вкуса страсти». Или он её познал? — Очередной взгляд, обращённый к Габриэлле. — Ты настолько глупая, что не слышала этих слов раньше? Или, может, ты прилетела с другой планеты? Или… — он на мгновение замолкает и внимательно осматривает девушку с ног до головы, а потом сходит с лица и шепчет едва слышно, — или просто — с планеты?..

Флорес глуповато моргает, переводя взгляд с Габи на меня, и я многозначительно приподнимаю бровь.

— Думаю, нам стоит поговорить наедине, — подсказываю ему, поглядывая на целую банду в тёмных костюмах вокруг нас.

— Нашёл идиота, — смеётся Флорес. — Конечно, это невозможно.

— Хорошо, тогда придётся посвятить в курс дел всех присутствующих.

Я сжимаю ладонь Габриэллы, когда оборачиваюсь к ней и говорю как можно более спокойным голосом:

— Покажи, как ты умеешь сиять.

Девушка смотрит на меня внимательно, явно пытаясь понять, стоит ли исполнять мою просьбу. Я медленно киваю, подсказывая, что меня стоит послушаться, и только когда в её глазах появляется решимость, я сосредотачиваю взгляд на Флоресе, хотя обращаюсь всё ещё к девушке: — Только не сожги их дотла.

Стоит мерцанию только появится из-под плотной чёрной ткани, как лицо Оскара в ту же секунду меняется, как рисунок в калейдоскопе: догадка, недоверие, проблеск надежды, осознанность, отрицание… и так далее до вытянутого настоящим удивлением и даже шоком лица. Он выпрямляется, хватаясь за края дивана, словно боясь упасть.