– Спасибо, Ираида. – высоко оценивает её работу главврач. – Можешь идти. Загляни ещё, пожалуйста, к Ярославе Алексеевне. Она уже должна проснуться.

С возмущением провожаю спину уходящей Цербер-тётки. Переселила от меня малыху, на снотворное её посадила, видеть не даёт. Я уже в собственном доме ничего не решаю. И всё из-за одного подонка. Так бы выкинул всех нахер отсюда, вытащил бы из оцепенения Ясю, только это пока непосильная задача. В груди разруха, теперь ещё и в башке. Мысли множатся, не могу уловить ту, от которой будет толк, разум проседает. Три дня уже в прогрессирующем коматозе. Плохо ориентируюсь.

– Он вышел и снова попытается пробраться к ней. – вновь окунает меня в вязкую топь из последних событий Баранов.

– Откуда он вытащил эту херню, Серёг? Она вообще ничего с ним общего не имеет.

– А много ты вообще о ней знаешь?

– Только не говори, что ты поверил в это? – мой голос словно простужен. – Он же специально полощет меня. Через неё подсекает.

– Я видел его глаза, он безумен, Богдан.

– Он и до неё был такой. – не стихает мой протест, внутри скользят мерзкие щупальца, а вдруг..?

– У тебя же есть инфа на неё? – гипнотизирует Баран.

– Перепроверяем. К вечеру будет. Пока снова рыщем в её квартире, другие базу вскрывают.

– А если она его сестра? – будто кожу заживо срывает.

– Нет! – хриплю надрывно. – Она моя, ясно!!! Она чистая, невинная! Ни капли яда, понял! Не суй эту чернь в неё!!

– Не будь так уверен, пока всё не выяснишь… - от плескающейся в его взгляде жалости, я сгребаю руками все провода, которые на меня нацепили и дёргаю так, что аппаратура летит на пол.

Окатывает волной жара, печёт лёгкие. Баранов сидит статуей, ждёт, когда меня отпустит. Но не отпускает. Внутренности закручивает мясорубка. С разгона разбивается сердце. Я подыхаю от мысли, что моя девочка может быть хоть на каплю связана с Кузнецовым. Поганой тварью, в чьих жилах течёт отравленная кровь. Адским отродьем, что питается чужими жизнями.

А она вся медовая, карамельная. Задыхается при виде любой гадости. С ней тепло рядом, солнечно.

За дебила меня что ли держат?

– Богдан Дмитриевич! – появляется на пороге запыхавшийся Коля. – Тебе стоит это увидеть!

– Что опять? – в животе затягивается тугой узел, чувствую, что известие мне не понравится.

Коля протягивает мне планшет с открытой вкладкой главного городского новостного канала и нажимает плэй на эфирном ролике.

Перед глазами сменяются кадры какой-то больницы, внизу красной строкой бежит сообщение о зверском убийстве, берут интервью у очевидцев происшествия, звучит перевод с английского.

Не сразу соображаю, к чему мне американские новости, пока не звучит знакомая фамилия.

«Евгений Дронов был уважаемым человеком в нашем городе…» - плачет на камеру знакомая женщина. А не заместителем ли его была?

Зависаю, глядя на мелькающие фотографии испачканной кровью палаты.

«Камера засекла двух мужчин, сначала они с лёгкостью разделались с охраной мистера Дронова, затем беспрепятственно вошли в палату и нанесли ему больше десяти ножевых ударов в область груди и шеи…»

На экране медленно увеличивается стоп-кадр с записи камер, качество изображения оставляет желать лучшего, но и этого мне достаточно, чтобы узнать в одном из преступников шестёрку Кузнеца.

– Всё ещё сомневаешься? – сквозь вату в ушах слышу поблизости голос Баранова, когда успел подойти? – Теперь ты понимаешь, что дело серьёзное? Он отомстил за сестру.

Наконец-то вижу свою малыху. Помятую немного, заспанную, но уже спокойную. Приступ прошёл, взгляд прояснился, дышит ровно, больше не дрожит. Меня всегда пугает, когда она даже крикнуть не может, абсолютно беззащитна. А сейчас раздышалась. Сон помог.

Правда топчется неуверенно, хмурится.

– Как себя чувствуешь? – в приглашающем жесте тяну к ней руку.

Девочка сводит брови, закрывает дверь на замок, отрезая нас от чужих глаз, и только после этого идёт ко мне.

Вкладывает в мою ладонь свои тёплые пальчики, забирается на мою кровать и осторожно сворачивается калачиком. Под бок. Поближе. Прижимается губами к моей голой коже, закрывает глаза, шумно выдыхает.

Молчаливая. Нежная. Хрупкая как бабочка. Её можно убить всего лишь одним движением. Как её можно вообще связать с той нечистью, что не умеет ценить, если сам только и думаешь, как бы не потерять, не разбить. Ведь я камень. Я могу лишь закрывать её от яркого обжигающего света и нескончаемых пробивающих волн. Мешать другой силе захватить её.