Этот комплимент Хэруки видимо особенно понравился, потому что ее глаза натурально засветились. Я опустил ее руку на уровень груди, накрыл ладонь своими.

– Нравятся твои руки. Они дарят прохладу, когда жарко, и тепло, когда холодно.

Отпустив ее руку, положил свои на ее талию, мягко притянул к себе. Она обняла меня за шею, прикрыла глаза. Сердце затрепетало.

– Нравятся твои губы, – сказал я и поцеловал любимую девушку.

Снова поцеловавшись у ее дома, с сожалением расстались. Это ничего, впереди у нас много счастливых дней, и, если дед опять попытается вставлять нам палки в колеса – ему не поздоровится!

Посреди моста остановился, оперся на ограждение, глядя на реку. К лицу плотно прилипла широченная улыбка. Как же мне хорошо! Кто бы мог подумать, что сегодняшний день закончится вот так? Жизнь наладилась. Чико со мной, Хэруки со мной. Скоро переедем в новый дом. Карьера отца попрет вверх. Альманах ждет неминуемый успех. Безусловно, по сравнению с другими попаданцами – я жалкий слоупок, но у меня и изначально не было цели в кратчайшие сроки подминать этот мир под себя. Такой прогресс меня абсолютно устраивает.

Прикоснулся к губам – они до сих пор пахли Хэруки. Блаженно зажмурившись, продолжил путь к дому, споткнулся, упал, больно «стесав» ладонь об асфальт. Засмеялся. Нет уж, грубая реальность, спустить меня с небес на землю не выйдет!

– Чего ты ржешь? Ты что, мазохист, как твоя мамаша? – услышал я ненавистный голос, поднялся на ноги. На моем пути, сложив руки на груди, стояла фигура в черном балахоне. Глубокий капюшон скрывал лицо, но кто еще будет заявлять такое? Как я уже успел понять, у японцев это не принято.

Игнорируя Сэкеру-тян, пошел домой, продолжая широко улыбаться. Что она мне сделает? Ножиком пырнет? Блин, вообще-то может…

– Гордишься собой, Иоши-кун? – пристроилась она рядом со мной, – Теперь из-за тебя миллионам жертв домашнего насилия по всей Японии никто не станет верить, – обвиняюще ткнула она в меня пальчиком. Машинально отметил черно-красный в полосочку маникюр.

Да ну, прям так уж и миллионам. Вообще, конечно, неприятный момент, о нем я совсем не подумал. Стало совестно. Да плевать! Я вам что – святой? И вообще, я верю в справедливость японских судебных органов! Они разберутся!

– Например, моя несчастная мама. Знаешь, этот ублюдок ведь отправил ее в больницу! – вдруг крикнула она, стопроцентно имея ввиду своего отца.

Я стиснул зубы. Раз отправил в больницу, значит его вина очевидна. Значит, уже понес заслуженное наказание и никакого пересмотра дела не будет. Вспомнил какой-то в целом «забитый» вид Наны-сан. Вот оно почему. Захотелось извиниться перед ней.

– Да и не только ей доставалось! Смотри! – опередив меня, она задрала на спине балахон, продемонстрировав мне круглый шрам прямо под бретельками сиреневого лифчика. Такие шрамы остаются, если тушить о кожу сигареты. Я сжал кулаки. СУКА! МРАЗЬ! В этот раз не Сэкера-тян, а ее гребаный папаша.

– Хо, ты, наверное, решил, что я извожу тебя просто так?! – истерично засмеялась соседка, – Я просто ненавижу всех мужчин! Вы все одинаковы! Как следует попрактиковавшись на тебе, я займусь более достойными целями!

Хо, а как же твой бойфренд-патлач? Очень хотелось спросить, но если начал игнорировать, надо продолжать игнорировать. Хорошего настроения как не бывало. С такими «качелями» от кайфов к облому я и сам шизоидом стану через пару лет. Совсем не такой я представлял себе анимежизнь в розовых мечтах. Эх, Сэкера-тян, ты ведь не отстанешь, да? И что мне делать? Я хотел отправить тебя в дурку, но теперь… Долбаная серая мораль! Почему ты не оказалась просто отбитой на ровном месте сумасшедшей без вот этих вот драм в прошлом?!

– Как же я тебя ненавижу! Гребаный самодовольный мудак! Ведешь себя так, будто ты сраный главный герой! – некрасиво скривив свое красивое лицо, прошипела Сэкера-тян.

Разве? Я же в основном дома сижу. На место главного героя лучше подходит Кеиджи – у него батя-якудзоид, война кланов и красотка-невеста с договорным браком. Добавить действующим лицам каких-нибудь способностей, и считай синопсис бояра готов.

Сэкера-тян обхватила себя руками, заплакала. Давит на жалость? Получается, надо признать. Извини, но я никак не могу тебе помочь. Ты – враг, и я этого не забуду.

Дошли до двора, разошлись по домам. Я открыл дверь, прошел в прихожую. Видимо, отец услышал мое возвращение и спустился вниз.

– Долго ты, – сказал он, нахмурившись.

– Бать, ты же и сам был молодым, – развел я руками с вымученной улыбкой.

Заметив мой подавленный вид, он спросил:

– Что с тобой? Поругались?

– Не, – покачал я головой, – Все не настолько плохо. Но от отцовского совета я бы не отказался.

Батя оживился.

– Удачно, что твоя сестра уже уснула. Поговорим в гостиной? – указал он рукой.