Шрифт:
— Алло, Карлуша, — услышал он обеспокоенный голос Марии и с облегчением выдохнул.
— Машенька, здравствуй.
— Здравствуй. Где ты? Аллу видела, когда на работу шла. Она сказала, что ты сбежал из больницы. Что случилось?
Карл Борисович улыбнулся. Ему было приятно, что хоть кто-то о нем беспокоится.
— Все хорошо. Надоело мне в больнице. Скукота. Что Алла про директора сказала? Небось, вразнос пошел?
— Не знаю, — призналась она. — Я не спрашивала. Ну, где ты?
Профессор сорвал листок лимонного дерева, помял его между пальцами и вдохнул цитрусовый аромат.
— Я в гостинице. Расстались мы со Светой.
— Понятно. Значит, ты все знаешь, — Мария горестно вздохнула. — Неприятно, но жить можно.
Карл Борисович откашлялся и спросил:
— Ты о чем?
— Видела я их. Когда она антенну вынесла, на улице ее ждал молодой да бравый. Теперь понятно, почему ты сорвался. Со всех сторон тебя прижали.
Профессор согласно кивнул, но решил, что не стоит обсуждать с Машей измену Светы.
— Машенька, ты можешь мне портфель с кабинета принести? А то у меня нет денег даже на еду.
— Конечно, могу. Мне осталось пятый этаж помыть и все. Правда, спина болит, еле хожу. В какой ты гостинице?
— На Фрунзенской в «Победе», — Карл Борисович взглянул на часы. — Поздно уже. Домой портфель забери. А завтра утром я тебе позвоню, и мы встретимся.
Мария согласилась, и они попрощались.
Карл Борисович полночи проворочался в постели. Во-первых, он выспался днем. А, во-вторых, мысли пчелиным роем перескакивали с одной темы на другую.
«Как там Валентин? Надеюсь, он ничего с собой не сделает. Бедный он, бедный. Завтра схожу проведать и денег отнесу. А сколько денег ему надо? И что это за трава такая опасная? Надо будет взять несколько листочков и показать в университете. Химбил должен определить…Лишь бы Света ничего с радиоприемником не сделала. И зачем он ей? Кроме русского, языков больше не знает. А любовник-то хорош. Рад за нее… Соскучился по Гюставу и остальным. Как они там? Ушел ли Амон на четвертую сторону? Оливер хотел пойти вместе с ним. Я бы тоже пошел. Как же я хочу к ним! Жаль, мамы больше нет. Уверен, ей бы там тоже понравилось».
Едва рассвет осветил небо, как Карл Борисович наконец-то уснул.
***
Карл Борисович надел свой лучший костюм, пригладил гелем вихор на затылке и вышел из номера.
«Жаль, денег нет. Купил бы Маше цветы», — думал он, бодро шагая по улице. Они договорились встретиться в Центральном парке возле фонтана. Парк находился недалеко от дома уборщицы Марии.
Через полчаса он был на месте. Фонтан уже не работал, а на дне лежала пожелтевшая листва.
— Карлуша, — услышал он сзади и радостно обернулся. Но тут же встревоженно бросился ей навстречу.
— Машенька, ты чего?
Мария опиралась на трость и с трудом передвигала ноги. В подмышке был зажат портфель.
— Сегодня еще сильнее спина разболелась. С утра сдала анализы и вышла на больничный.
— А почему не сказала? Я бы сам до тебя пришел, — возмутился он и забрал портфель.
— Не хочу дома сидеть. Я уже сделала компресс и анальгин выпила. Отпустит. Пойдем на скамейку.
Он кивнул, взял ее под руку, и они медленно зашагали к скамейкам.
— Знакомая трость. У Захара?
— Да, — кивнула она. — Семь лет прошло с его смерти, а я до сих пор ничего не выбросила. И вот пригодилось.
Мария с кряхтеньем села на скамью и вытянула ноги.
— Может, и прав ты. Пора на пенсию выходить, здоровье дороже. Вчера еще дочка расстроила.
— Что такое?
— Приехали с отпуска и заявили, что хотят на юге жить. Уже и квартиру присмотрели. А сегодня пошла документы у детей из школы забирать. Меня с собой зовут, но я не хочу. Какой юг, когда я всю жизнь на севере прожила? Я в это-то лето от жары не знала, куда спрятаться, а они хотят на юг меня увезти.
— Ты права. Нельзя под старость лет климатический пояс менять, — кивнул он и пригляделся к Марии. Светло-русые волосы седина не тронула, овал лица тоже не изменился, только мелкие морщины покрыли веснушчатое лицо. С мужем Марии Захаром он дружил со школьной скамьи. Даже, так получилось, служили в одной части на границе с Китаем. Затем судьба их разделила, но незадолго до смерти Захар устроился на работу на завод. Их дружба вспыхнула вновь, однако ненадолго. Несчастный случай в цеху сделал Захара инвалидом, а через год у него случился инсульт.