Горький Максим
Шрифт:
Самгин слушал его суховатый баритон и сожалел, что англичанина не интересует пейзаж. Впрочем, пейзаж был тоже скучный - ровная, по-весеннему молодо зеленая самарская степь, черные полосы вспаханной земли, маленькие мужики и лошади медленно кружатся на плывущей земле, двигаются серые деревни с желтыми пятнами новых изб.
– Александретт а, выход в Средиземное море, - слышал Самгин сквозь однообразный грохот поезда. Длинный палец Крэйтона уверенно чертил на столике прямые и кривые линии, голос его звучал тоже уверенно.
"Он совершенно уверен, что мне нужно знать систему его фраз. Так рассуждают, наверное, десятки тысяч людей, подобных ему. Он удобно одет, обут, у него удивительно удобные чемоданы, и вообще он чувствует себя вполне удобно на земле", - думал Самгин со смешанным чувством досады и снисхождения.
– Вы очень много посвящаете сил и времени абстракциям, - говорил Крэйтон и чистил ногти затейливой щеточкой.
– Все, что мы знаем, покоится на том, чего мы никогда не будем знать. Нужно остановиться на одной абстракции. Допустите, что это - бог, и предоставьте цветным расам, дикарям тратить воображение на различные, более или менее наивные толкования его внешности, качеств и намерений. Нам пора привыкнуть к мысли, что мы христиане, и мы действительно христиане, даже тогда, когда атеисты.
"Он не может нравиться Марине", - удовлетворенно решил Самгин и спросил: - Марина Петровна сказала мне, что ваш отец - квакер?
– Да, - ответил Крэйтон, кивнув головою.
– Он - умер. Но - он прежде всего был фабрикант... этих: веревки, толстые, тонкие? Теперь это делает мой старший брат.
И, показав веселые зубы, Крэйтон завязал пальцем в воздухе узел, шутливо говоря:
– Это - очень полезно, веревки!
"В конце концов счастливый человек - это человек ограниченный", снисходительно решил Самгин, а Крэйтон спросил его, очень любезно:
– Я вас утомляю?
– О, нет, что вы!
– возразил Самгин.
– Я молчу, потому что внимательно слушаю...
– Вы - мало русский, у вас все говорят очень охотно и много.
"Не больше тебя", - подумал Самгин. Он улегся спать раньше англичанина, хотя спать не хотелось. Сквозь веки следил, как он аккуратно раздевается, развешивает костюм, - вот он вынул из кармана брюк револьвер, осмотрел его, спрятал под подушку.
Самгин мысленно усмехнулся и напомнил себе, что его револьвер - в кармане пальто.
Среди ночи он проснулся, пошел в уборную, но, когда вышел из купе в коридор, кто-то сильно толкнул его в грудь и тихо сказал:
– Назад, дура!
Самгин ударился плечом о ребро двери, вскрикнул:
– Что такое?
– в ответ ему повторили:
– Прочь, дура!
Огонь в коридоре был погашен, и Самгин скорее почувствовал, а не увидел в темноте пятно руки с револьвером в ней. Раньше чем он успел сделать что-нибудь, сквозь неплотно прикрытую занавеску ворвалась полоска света, ослепив его, и раздался изумленный шопот:
– О, чорт, опять вы!
– Я вас не знаю, - довольно громко сказал Самгин - первое, что пришло в голову, хотя понимал уже, что говорит Инокову.
– Убирайтесь, - прошептал Иноков и, толкнув его в купе, закрыл дверь.
Самгин нащупал пальто, стал искать карман, выхватил револьвер, но в эту минуту поезд сильно тряхнуло, пронзительно завизжали тормоза, озлобленно зашипел пар, - Самгин пошатнулся и сел на ноги Крэйтона, тот проснулся и, выдергивая ноги, лягаясь, забормотал по-английски, потом свирепо закричал:
– Кто такой?
– Тише, - сказал Самгин, тяжело перевалясь на свое место, - слышите?
Впереди, около паровоза, стреляли, - Самгин механически считал знакомые щелчки: два, один, три, два, один, один. При первом же выстреле Крэйтон зажег спичку, осветил Самгина и, тотчас погасив огонек, сказал вполголоса:
– Держите револьвер дулом вниз, у вас дрожат руки.
Самгин, опустив руку, зажал ее вместе с револьвером коленями.
– Бандиты?
– догадался Крэйтон и, пробормотав:
"Вот - Америка!" - строго сказал: - Когда откроют дверь - стреляем вместе, - так?
– Да, да, - ответил Самгин, прислушиваясь к шуму в коридоре вагона и голосу, командовавшему за окном:
– Кондуктор, погаси фонарь! Кому я говорю, дура? Стрелять буду, - не болтай фонарем.
"Иноков... Это - Иноков. Второй раз!" - ошеломленно думал Самгин.
– Э, дура!
Хлопнул выстрел, звякнуло стекло, на щебень упало что-то металлическое, и раздался хриплый крик:
– Эй, вы, там! Башки из окон не высовывать, из вагонов не выходить!