Время еще есть, чтобы успеть провернуть одно щекотливое дельце. Играл я в покер хорошо, можно, даже сказать отлично. Не только в шумной компании под вискарик с колой (как теперь дико звучат эти названия буржуазных напитков), но и на сайтах онлайн баловался. Признаюсь, был грешок.

Это для обычного человека сыграть партейку в покер через компьютер и выиграть (или проиграть) пару сотен — обычное дело. А для полицейского — пятнышко на мундире. Небольшое, но все же. И даже когда я проходил полиграф перед тем, как старшего опера получить, на целый блок вопросов пришлось ответить: где играл в азартные игры, когда, сколько раз, с кем. Естественно ответом было: никогда и нигде. Обманывать шайтан-машину я умел. Не вчера родился. Пофиг, что она пульс считывает, потоотделение анализирует и другие ритмы. За жизнь столько пришлось притворяться, что меня без экзаменов хоть сейчас в Щукинское бы взяли. Ну или в депутаты…

Опорный пункт милиции и профилактики правонарушений располагался в здании ЖЭКа на первом этаже многоквартирного дома в моем районе.

Такие пункты были раскиданы по всему Новоульяновску. Это в мое время пункт полиции — норма. А здесь это было пока ноу-хау.

Подобные заведения появились не так давно. В начале 70-ых. Это была доселе невиданная форма взаимодействия милиции с общественностью — опорные пункты стали центром воспитательной и профилактической работы с правонарушителями по месту их жительства.

Если в большинстве своём в современной полицейской действительности они являются рабочим местом участкового уполномоченного и сотрудника ПДН на закреплённой территории, то в советское время там же находились штаб ДНД, товарищеский суд, общественники детской комнаты милиции, совет ветеранов и ещё много чего из этого же разряда.

Всё удобно и компактно: участковый инспектор в определённые часы вёл приём граждан, время от времени отрываясь на инструктаж народной дружины или заседания общественных формирований; тут же инспектор детской комнаты милиции разбирался с малолетними подопечными, перекидываясь профессиональными вопросами со своим коллегой — участковым. В общем, в одном флаконе было собрано несколько субъектов профилактики, удачно дополнявших друг друга, что позволяло объединить усилия милиции и общественности.

В одно из таких учреждений с отдельным входом, расположившемся в здании моего ЖЭКа, я и направился.

Выщербленное бетонное крыльцо вело к неказистой деревянной двери, по виду больше напоминавшей фанеру, обитую штакетником.

Эпоха железных дверей и тотального распространения сигнализаций еще не настала. Почти каждую вторую дверь в муниципальных помещениях и квартирах граждан можно было вынести хорошим пинком. Но никто этого не делал. Проще было поднять коврик, что имелся перед входом в квартиру, и извлечь оттуда ключ от квартиры, где деньги лежат. Но и этого почти никто не делал.

Уровень преступности в семидесятые был в разы меньше. С детства человека учили быть порядочным октябренком, пионером и комсомольцем. Отклонения в поведении разбирались на товарищеских судах и порицались общественностью.

Возможно, в этом и была причина низкого уровня преступности, а возможно, многие просто не знали (до появления западного телевидения и интернета), что вообще можно жить как-то по-другому.

В провинциальных городках и селах даже наркоманов не было. Часто конопля вырастала на окраинах и пустырях до высоты кустов черемухи. Использовали ее лишь ребятишки, чтобы изготавливать из прямых, как струна, стеблей “шпаги” Д’Артаньяна.

Над дверью висела невзрачная табличка, намазанная с помощью самодельного трафарета: “Опорный пункт милиции и профилактики правонарушений”.

Я вошел внутрь. Пахнуло мокрыми тряпками. Бетонный пол с еще не высохшими разводами свидетельствовал о том, что здесь недавно прошлась уборщица, которая как всегда умудрилась вымыть полы в соседнем ЖЭКе и здесь ни разу не поменянной водой из одного железного ведра.

В небольшом, выкрашенном в синий цвет коридорчике, висел стенд с фотографиями “Их разыскивает милиция”. В черно-белых, напечатанных абы как местным криминалистом, фотокарточках еле угадывались контрастные лица людей. Они напоминали больше жителей прошлого века из провинции, занимающейся добычей угля вручную: закопченные не по годам физиономии, грустные глаза и отсутствие осмысленности во взгляде.

Рядом со стендом висел плакат, на котором статный и ладный милиционер с безупречным лицом молодого Алена Делона и плечами (впрочем, руками тоже) Юрия Власова принимал заявление от сияющей от счастья бабульки. Под плакатом надпись гласила: “Советская милиция — слуга народа!”.

Все правильно написано. Первое слово если убрать, то данный лозунг я бы распространил на года вперед, даже на века. Но скоро милиции не станет. А на полицию плакаты не действуют.

От коридора отпочковывались несколько дверей: одна вела в детскую комнату милиции, другая в комнату заседаний товарищеского суда (она же комната ЖЭКовских сходок квартиросъемщиков), а третья в самый главный и центральный кабинет всего этого “вертепа”. Табличка гласила: “Участковый инспектор милиции Осинкин П.В.”

Выцветшая табличка прибита гвоздями с заржавевшими шляпками. Сразу видно, делалось на века. Это потом появятся сменные вывески, когда можно будет менять бумажное содержание таблички хоть каждые пять минут, извлекая из-за прозрачного пластика фрагмент распечатанного на принтере листка.

Милиционеры семидесятых были сродни этим ржавым гвоздям на табличке. Потрепанные службой и невзгодами они не считали дни до пенсии и своей стойкостью и терпением уничтожали такое явления, как текучка кадров. Не удивлюсь, если эта табличка, была прибита к двери еще во времена Сталина, когда молодой Осинкин только пришел на службу.