Но спустя несколько секунд до всех дошло, что это за небесная манна. На танцах много было студентов и прочих не особо денежных молодых людей. Толпа ринулись подбирать свалившиеся на голову подарки.

Люди визжали и толкались. Из дальних частей площадки в центр хлынула периферия. Всем хотелось урвать немного рубликов.

Началась суматоха. Наш ряженый не участвовал в общем “веселье”, видно, денег ему и так с лихвой хватало, он брезгливо протискивался сквозь толпу, распихивая ее локтями, и не заметил, как мы подошли и обступили его с боков.

В суматохе никто не увидел, как Быков приложил дилера кулаком в челюсть. Тот сразу обмяк и повис у нас на руках. Хороший удар. Я сдернул с него “кричащий” пиджак и швырнул под ноги толпе. Толпа “проглотила” пиджак, затоптав его. Теперь цветастый превратился в обычного парня в черной рубашке и был не так заметен.

Подхватив под белы рученьки дилера, мы поволокли его к выходу. Там прошли через кордон дружинников, громко сетуя на то, что парнишка наклюкался до беспамятства, и теперь придется сдать его в трезвяк.

Очутившись за оградой танцплощадки, мы поспешили свернуть с освещенной дорожки и через минуту оказались в тени раскидистых кленов.

Небольшой передых. Огляделись. Погони не было. Мордовороты потеряли из виду объект своего наблюдения, и скорее всего, тоже участвовали в ловле халявы.

— Эх… Столько денег на этого хмыря потратили, — покачал головой Антон.

— Деньги — зло, Тоха. Заработаем еще, какие наши годы, — я кивнул в сторону зарослей. — Давай вон в те кусты оттащим его. Подальше отсюда.

Мы подхватили безжизненное тельце и поволокли в заросли акации. Дилер еще не очнулся. Быкову под кулак лучше не попадаться. Надеюсь, тельце живо и сможет говорить.

Через пару минут мы очутились в глухой части парка. Здесь не было ни фонарей, ни дорожек. Мы положили добычу на траву. Я похлопал по щекам. Парень заерзал и замычал. Открыл глаза., сел на землю и ошалело крутил головой.

— Подъем, торговец счастьем, — процедил я и для убедительности ткнул его ногой в бок.

— Что вам надо? Вы кто? — ряженый таращился на нас, как на приведения.

Торговец явно нас не узнал. В рощице было темно, хоть глаз выколи, и он не видел наших лиц. Это хорошо.

— На кого работаешь? — спросил я. — Кто тебе наркоту дает?

— Какую наркоту? — попробовал включить дурака дилер.

Он уже увидел, что пиджак на нем отсутствует и наркоты нет. Весь товар был в его внутренних специально сшитых карманах.

— Да что ты с ним возишься? — Быков нагнал в голос побольше металла. — Я же говорил, вначале ухо надо отрезать, а потом разговаривать.

Антон с серьезным видом вытащил складник и схватил дилера за ворот:

— Держи ему руки, я по уху чиркну!

— Не надо ухо! Я все скажу! — голос дилера задрожал. — Я всего лишь уличный распространитель. Мне приносят товар, я его продаю и отдаю деньги. Навар оставляю себе. Все делается через курьера. Я даже не знаю, на кого работаю.

— А эти мордовороты на танцплощадке, что с тобой ходят? — спросил я. — Тоже скажешь, их не знаешь?

— Этих я знаю. Я плачу им за охрану.

Ряженый немного приободрился. Понял, что убивать мы его не собираемся.

— И от кого они тебя охраняют? — поинтересовался Быков.

— От таких, как вы… Много в последнее время развелось любителей поживиться порошком бесплатно (он думал, что наркоту мы себе прикарманили). А вы вообще кто?

— Неважно, — отрезал я.

— Я вам все сказал, — пролепетал дилер. — И товар вы забрали. Мужики, опустите меня, а?

— Врешь, — я подсечкой сбил хитрожопого с ног и наступил коленом ему на грудь. Локтем надавил на кадык. — Режь ему ухо. Врет, падла!

Ряженый извивался подо мной и хрипел, но не мог даже закричать. Тяжело орать с передавленным кадыком. Быков присел на корточки рядом и сверкнул клинком. Дилер задергался еще больше. Я сделал вид, что рука моя соскользнула с его горла и дал ему возможность еще поторговаться.

Он откашлялся и хрипя затараторил:

— Гоша мой хозяин, Гоша Индия… Не надо! Отпустите меня. Я и так наговорил вам лишнего. Если он узнает, что я вам сказал, он меня в расход пустит. Прошу! Отпустите!

Вот это поворот! Оказывается, я “слил” Гошу ему же самому. Н-да-а… Осечка вышла… И этот урод нам при первой встрече ничего не сказал. Хотя, его понять можно. Ему запрещено называть имя своего хозяина.

Я с облегчением выдохнул. Еле сдержался, чтобы не сказать вслух: “Слава богу”. У меня камень с души упал. Теперь я точно знал, что не причастен к смерти Зины… Все мои предположения рухнули, как карточный домик. Версии теперь нужно строить заново. И теперь, получается, что зацепок по убийству Зины вообще нет никаких. У меня точно нет. Может, опера что нарыли? Вот если бы мне как-то удалось поговорить с Гошей… Чует мое сердце, есть у него кой-какие соображения насчет убийства дочери…