Но днем не выли – и то хорошо. Дрались клубками, рычали, но не выли.

Самой страшной была вторая ночь. Прямо с вечера, часов с семи, начался штурм Здесь было все: и лязганье зубами, и обдирание стен, и вой, и драки. Все это шло беспрерывно. Психическая атака. Я сам стал, как зверь, за эти сутки, и только разум удерживал меня, чтобы не выскочить с топором в эту темень. Меня охватило отчаяние, и я не знал, что делать. Особенно донимали вой и царапанье по металлическим частям будки, колесам, раме.

И тут, как бы не показалось это сегодня глупым, я вспомнил о гармошке. Нашел ее в темноте, сел на нары и запел. И, что вы думаете, я начал? «Наверх вы, товарищи, все по местам». Не зря меня потом во флот призывали. Да, это был именно «Варяг». Потом я еще много песен спел – и современных, и народных на русском и украинском языках. Дошло до того, что пропел гимн Молдавской ССР – естественно, на молдавском, он по-другому и не пелся, и пионерскую песню «Пэшим войос пе каля ынсорите».

Наверное, я пел в каком-то экстазе, потому что вдруг остановился… от тишины за окном. Ни воя, ни раздирающего царапанья не было. Я сидел в абсолютной темноте на нарах, держал в руках гармонь, а в ушах звенела тишина. Абсолютная. «Ага, – думаю, – не понравилось! Или наоборот, понравилось! Так нате вам еще!»

Я снова начал, сперва лихорадочно, а потом все более спокойно играть и петь. Спел зверям несколько, наверное, сотен частушек, причем в натуре, не стесняясь выражений. Если бы волки понимали наш язык, они бы падали со смеху, а женские особи от стыда, конечно, поуходили. Я не знаю, сколько времени играл. Вначале мне было жарко, затем начал бить озноб. Наконец, я лег в «постель», не раздеваясь, укрылся матрацем и в этой дикой тишине заснул. Снились мне Москва, Слободзея и что-то еще приятное. Но в конце привиделось нечто ужасное: огромный красный волк лупит какой-то медвежьей лапой по фанере и кричит: «Бала (пацан, мальчик – по-казахски) открой, бала, открой…»

Я размежил глаза, был уже день. Кто-то бил по двери и кричал: «Бала, открой!». Не сразу понял, что к чему, потом отошел немного, снял крючок. Открываю дверь – слава Богу!

Прямо перед дверью, верхом на черном жеребце- сам Утеген, хозяин аула на урочище Майстренко. Легендарный Утеген, который в прошлом году убил 50 волков и получил машину «Победа» за сданные шкуры. За одну шкуру волка тогда платили 500 рублей. Утеген брал волков без ружья. Его бешеный, обученный с детства жеребец, если видел волка, обязательно догонял его и забивал передними ногами. Утеген помогал ему толстенной камчой (плетью) с вплетенным на конце свинцовым шаром.

И вот эта легендарная личность рядом со мной! «Я тут тебе малахай (лисья шапка-треух) привез, был в Анастасьевка, там сказали – ты здесь был, долго нет. Холодно в картуз. Бери малахай. Тут еще маржа (жена) шуджук (конская колбаса) и кумыс тебе передал, бери, – важно выдавил из себя Утеген и добавил, – давай, цепляй етот будка, все грузим и поедем к нам, шайку попьем. А у тебя, вижу, гости были», – и он показал камчой на подранные стены будки и щепки от крышки котла «Так это от тебя они гуляли, я одного взял», поперек седла позади седока был перекинут крупный волк, забитый, видимо, конем и хозяином.

«Какой у него голос, – не к месту подумал я про волка, – возможно, это он был запевалой среди моих незваных гостей?»

Мы подцепили к трактору будку, погрузили котел, бочки, и я поехал сзади Утегена к нему домой, хотя мне было нужно в обратную сторону.

На Майстренко меня радушно встретили жены Утегена, старая и молодая (под видом племянницы у него тогда жила), напоили, накормили, дали на дорогу мяса и крута (сыра) и выпроводили. И все благодарили, благодарили.

Чтобы у читателя не возник вопрос, почему они меня так благодарили, в том числе и Утеген, когда вроде бы должен я их (его) благодарить за спасение. Это была давняя история. За пару лет до этих «волчьих» событий, я, как обычно, до уборки работал на тракторе. Как-то летом приехал в понедельник, после Троицы, в бригаду. Весь разбитый – мы в районе в волейбол играли, потом обмывали победу, потом я на своем уникальном однопедальном велосипеде 18 километров добирался до бригады. Ночь не спал. Думал: «Договорюсь со сменщиком, пусть до обеда поработает». А он оказался вообще не способным ни к чему. Что делать, пошел к трактору. Подходит Пономаренко (бригадир): «Я бачу шо тоби важко, так е така добра робота сьогодни. Там хлопци залеж хотилы пахать, ще з вийны нэ пахана, а на ней курай такый за стильки рокив сбывся, шо нэ можуть ничого зробыть. Плугы забываются враз, хоч зубамы выгрызай з ных той бурьян. Быры сцэпку своих борон, чипляй их на трос от волокуши и изжай туда, будэш стягувать и зразу палыть. Мы так ужэ робылы. Чисто як у хати получаеться. Там у тэбэ, правда, Генка трубку потиряв от бензобачка до пускача. Цэ чипуха, хай тэбэ Клим Питько товкнэ на С-80, завыдэш и до вэчира нэ глушы! Давай с Богом. А щоб вэсэлишэ тоби було, дам прыцэпщика-практыканта».

Так я и сделал. Завели меня буксиром, подцепил на трос сцепку борон в одну плашку (один ряд), и поехали поджигать. Конечно, зрелище! Идет трактор, метров 30 трос, затем сцепки с боронами, и гора курая (перекати-поля) горит! Как подует ветер в сторону трактора, так не надо на сковородку сажать. Сложности особой нет, только жарко и очень опасно.

Смотрю я на практиканта из училища, это как раз был сын «племянницы» Утегена – Уразбай. Такой юркий парнишка, почти мой ровесник. Я ему говорю: «Ты на тракторе ездить умеешь»? «Конечно, – отвечает, – уже год проучился, скоро экзамены и все». «Тогда, – говорю, – езжай до конца загона. А я несколько минут посплю, не могу, жарко, не спал, тяжело. А на краю – разбуди, я развернусь, и снова поедешь». Он с удовольствием поменялся со мной местами и запел какую-то песню по-казахски. Я осмотрелся кругом, вроде все нормально, и мгновенно заснул. Не знаю, сколько минут я проспал, но что-то подбросило меня. Очнулся – трактор стоит заглушеный, Уразбая нет, кругом огонь. Язык пламени выбивается из-под радиатора.

Первая мысль была мгновенной: «У меня же нет трубки бензобака, не заведу!» Прыгаю из кабины. «Бежать! Куда? А трактор?» В голове одно, а руки делают все сами: в стеклянном отстойнике есть бензин, снял отстойник, в кармане сложенная под табак газета, из нее – кулек, и в штуцер карбюратора. Туда же залил бензин. Выключил скорость, трактор заглох на скорости. Бендекс пускача вниз, выключил муфту. Шнура – нет. Ремень с брюк, резкий рывок – взревел пускач, через секунду завелся горячий и уже горящий двигатель.