Шрифт:
Когтистый хряск валежника, хлопанье крыльев хищной погони, каркание матерной злобы…
Даша вывернула из дерна кривой сучище, вскарабкалась на уступ, протянула палку в попытке вытянуть Сергея, но куда там… осталась в ладонях гнилая кора, вскрылась коричневая глянцевитость сучковатого древка… Она тащила изо всех сил, а у него не было сил подтянуться, он не мог… не мог он…
«Дай!.. Пусти!..»
Даша отпустила сук, разгребла с глаз потные волосы. Скворцов, опершись на палку, задыхался внизу. Сейчас набегут, забьют ногами… Она гибко легла на горячий гранит, рядом, как цинк с патронами, положила золотые ножны. Золото тяжелое. Мужчины сцепятся, она подкрадется сзади и размозжит затылок врагу! Даша Жукова открыла секрет женских побед.
«Оба-на! Стоять, бля, стоя-а-ать!»
Сергей судорожно затесывал тупым лезвием копья более тонкую палку рогатины. С висков струились пейсы пота, капали на древко смазкой.
Сзади набегал хрип, храп, мат, хруст, треск…
По-корейски раскосый, мускулистый, смуглый Андрей Чан – ногой от скалы – в прыжке взлетел над показавшим спину черным археологом…
Сергей зубами отгрыз кусок древесины, сплюнул, сук вошел в полый держатель, (на четверть всего) – развернулся – с торчащим вбок железным рогом – р-р-р-раз-вернулся – поцелуйно чпокнул звук проколотой кожаной куртки, сук рванулся из потных ладоней, врезался в щель между валуном и скальным грунтом и – стал, заклинив!
Кореец напоролся с маху, инстинктивно схватился за «штык», пробивший ему брюшину, и повис. Плоское и потное, как смазной блин, лицо без переносицы исказилось, раскосые глаза распахнулись, зрачки выскочили наружу – круглые и черные, как переспелые черешни. «Пика! Не может быть! Откуда? Это же лошара… как он смог меня подловить?., меня, «черного пояса карате»!»
Сергей держал рогатину, уткнутой пяткой древка под валун, – так русские мужики упирали заостренные дрыны в землю, встречая атаку тяжелой тевтонской конницы. Его трясло, будто провод схватил высокого напряжения – по рукам ударили зудящие дуги, голову охватила сетка свербящего жжения, голубоватая дымка проступила из пронзенного тела врага и полилась по черной рогатине через полую ручку наконечника – в руки, в душу – ошпаривая, вздымая волоски на теле, волосы на голове…
Палач и жертва стояли друг против друга.
Как пуповина, их соединяло копье.
Вокруг реостатно мерк солнечный свет – проступала черно-белая диорама зимы – заснеженный партизанский лагерь 42-го года. Послышались автоматные очереди, лай собак, гул немецкого самолета в туманном небе…
На летней жаре Сергей промерз до костей, ощутив-увидев себя в шалаше-лазарете среди обессиленных товарищей на пятнадцатиградусном морозе. Сквозь щель в горбылях он видел цепь немецких солдат в зимнем камуфляже, в центре шагал по снегу огнеметчик – на шерстяной заиндевевшей маске под белым шлемом чернели горнолыжные очки, в руках покачивался ствол огнемета.
И тогда комсорг партизанского отряда Анатолий Колкин – бескозырка на голове, обмотанная поверху пуховым платком, треснутые очки на носу, впалые щеки в редкой щетинке, комсомолец-мечтатель, книгочей и романтик, – встал. Он встал один среди всех парализованных страхом людей.
И вышел, хромая на обмороженных ногах, подняв кверху руки.
«Нихт шиссен! Не стреляйте! Здесь раненые».
«И настал момент в истории людства, когда один-единственный человек на всей земле стоял и защищал Бога, и за спиной его не было никого, кроме Бога».
«Дальнобойность огнемёта “Flammenwerfer mit Strahlpatrone 41” составляла 30 м».
Огнеметная струя смеси № 19 мягко ударила в истощенное лицо, в обмороженное тело, окутала волной бензиновой вони – тепло стало телу – но на секунду – потом – горячо… невыносимо душно… смертно жарко…
«Я горю! Мама-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А!!!!!!!!
… в глаза-глотку-ноздри – пламя! дышать! —
Ах-ах-ах… хы-ы-ы-ы…. легкие обож-Ж-Ж-Ж…
В снег! Сбивай пламя! Все равно не выжить, только мучиться дольше…
В снег! Борись! В снег! Бежать!.. ААААААААА! А! А! А!…
…погасить зажигательную смесь № 19 невозможно – ты окутан напалмовым пламенем – белый снег сияет, качаясь, сквозь погребальные пелены огня…
Засмаливается, ползет, лопается пузырями кожа, трещат волосы, горит подкожный жир, горит мерзлое лицо, горят окоченевшие руки, горят волосы на голове и груди и в паху, горят плечи, горят грудь и спина, горит зад, горят ноги, горят колени и ступни…
ДЫШАТЬ! Дышать… ды…
но вдох невозможен, – захлебнешься! – огнем со смрадом бензина —
ПОДЫШИ-КА ОГНЕМ!
раскаленные пары, обжигая язык, нёбо и гортань,
через бронхи
врываются в легкие —
в кашле и судорогах
расползаются туберкулезные дыры на легочной ткани…
больно это – сгорать живьем
Овчарка из оцепления, мохнатая, с коричнево-рыжими подпалинами на животе и лапах, сорвалась с поводка, нагнала бегущего партизана, вцепилась ему в руку. Немцы загоготали. Горящий Толя Кол кин от рывка упал, принялся кататься по снегу.