Шрифт:
Село засыпало усталым, тревожным сном, головы полны мыслей, сердца надежд. Только молодежь долго прогуливалась, раздавались протяжные голоса. "Лучче менi, моя мати, круту гору копати, нiж государське вбрання брати" рекрутская песня.
Ох, и хлебнул Мамай за это лето беды! Столько лиха претерпел! Выстрадал!
Помощь, которую собрали на забастовку, помогла - сломили люди пана. Экономия решила набавить оплату, чтоб не потерять урожая. Чернуха заверял людей, что только уберут хлеб, обсудят другие дела. Поле не ждет.
Тимофей Заброда бросил хозяина и подался в экономию. Все нанимались туда, Мамай остался без рабочих рук. Мало того, придется платить Тимофею за уборку хлеба по рублю в день - так решил сельский комитет!
Мамай поднял шум. Неистовый, обуреваемый ненавистью, он метался по селу, ища сочувствия у людей. Но все смеялись ему в глаза: думал на дурняка провести жатву?
Остап Герасимович взывал к справедливости. Он нападал на сельский комитет, где сидит одна голь перекатная, просил, грозил, чтобы сбавили оплату! Это грабеж! Ведь что придумали? Рубль плати! Кому? Пастуху? Голодранцу? Да пропади он пропадом!
Даже захворал Остап Герасимович.
А однажды солнечным утром чуть не одурел, едва ноги приволок с поля. Шел степью - взывал к богу, по селу - к людям, вопил, скулил, размахивал руками, хватался за голову, бестолково путался, приговаривал: "Вот напасть, вот беда!" Безумствовал, злобствовал, угрожал, убивался, не то слезы, не то ядовитый пот стекал по его воспаленному лицу.
Люди выбегали из хат, удивленно переглядывались и не могли понять, что сталось с человеком, он словно ошалел.
Грицко Хрин встретил растревоженного хозяина на дороге и сочувственно спросил его, что случилось. Мамай скривился, словно от тяжелого страдания:
– Ой!..
– Что такое?
– Ой!..
– Что с тобой?
– Спасите!
– В чем дело?
– Не спрашивай!
Едва допытался Грицко, - оказывается, дубы на Мамаевой ниве срубили, вековые дубы!
– А ты же возил, помнишь, утром на мостке застрял с дубами?
– невинно спросил Грицко, поразив в самое сердце Мамая. Простодушие или лукавство?
Поднялась оплата и подняла на ноги даже деда Ивка да деда Савку. Косить они, правда, не в силах, а сапкой тюкать смогут, неторопливо срезать сорняки, строгать землю, подгребать, полоть - сколько это за лето можно рублей настрогать? Довольные своей затеей деды шли с сапками на плантацию. Привольные дни молодости проносились перед глазами - море травы положили, а сколько хлеба, не себе - людям, сколько выкосили лугов! На всю округу не было лучших косарей, чем Ивко да Савка. Самого Кирдая изматывали, загоняли, а кто же не знает Кирдая?
Неизвестно, остался ли кто в селе в этот ясный день. Марийка подросток, а тоже поплелась с дедами, ей тоже хочется заработать рублевку, разве много рублей разбросано, рассыпано на земле? Хорошо, что Орина распоряжается на полях, надо к зиме подготовиться. Право, все село высыпало сегодня спасать панскую свеклу, хлеб. Вся плантация покрыта поденщиками.
Надсмотрщики растерялись - так много привалило людей. Их больше, чем свеклы, столько и не нужно. И не подчиняются, не слушают, становятся где хотят, делают то, что и не нужно, дед и девочка стали рядом, и не смей слово сказать, не твое теперь право. Не испугаешь, не заставишь, уже не ты надсмотрщик на плантации, уже не ты распоряжаешься. Выбрали Орину, Маланку - рослые полольщицы, горластые, - чтобы наблюдали за порядком, чтобы экономия выполняла договор, чтобы люди не переутомлялись. Работают кое-как, а вечером приходят в контору - плати рублевку. Пугач попробовал навести свой порядок, отправить домой неспособных, старых да малых, так Орина, девичий вожак, замахнулась сапкой:
– Прочь! Что ты понимаешь? Теперь наше право! Свобода! Плати нам!
И это на надсмотрщика!.. Дерзкая молодка!..
При всех издевалась над надсмотрщиком, бесчестила, злословила.
– Прошли ваши времена! Забудь! Никто подарков носить не станет, чтобы тебя задобрить, чтоб попасть на работу! Никому ты не нужен. Как мусор.
И все слышат, на ус мотают, тешатся, смеются надсмотрщику в глаза сельский комитет теперь распоряжается.
Надсмотрщика так назвать!
Может быть, какая-нибудь полольщица когда-то и хотела уважить надсмотрщика, принесла в подарок курицу, яиц, сметаны - что ж тут постыдного?
Веселая обработка свеклы в этом году у полольщиц!
А у надсмотрщика?
А то и совсем девушки ничего не делают - стоят спокойно, беспечно, играют сапками, переговариваются, перебирают новости, обсуждают девичьи тайны, смеются над надсмотрщиком. Переутомились, мол, поясницы болят! Пересмеиваются да перекликаются, нежатся на солнце.
Лучше бы Пугача палкой огрели, чем заставляли терпеть такое издевательство.
Конечно, откуда бы знать надсмотрщику, что такое "итальянская забастовка"?