И уже Калитка зловеще выглядывает из-за тына, и урядник Чуб осмелился выйти на улицу, появиться среди людей, нагло посматривая на встревоженные лица.

Однако остерегался толпы - не каждый день стражники будут дежурить в Буймире, не одно село в уезде бунтует.

Лысая голова блестит, как лакированная, белый китель с казенными пуговицами облегает узкие плечи. Черная острая бородка, одутловатое желтое лицо, золотые очки, сосредоточенное лицо приковывает к себе внимание Захара, который непривычно сидит перед зеленым столом и следит, как белая пухлая рука быстро набрасывает чернилами на листке. Жгучие лучи падают сквозь железную решетку, паря ревматические колени, тучей висит пыль, усатый стражник с шашкой стоит около порога, и Захару становится особенно тяжка неволя, душа тоскует по белу свету, приволью, полю, лесу, ветру.

...Быстрая река Псел вьется среди зеленых берегов, роскошная капуста уродилась в этом году, сочная растительность стелется по низине, ясноголосые птицы звенят с самого рассвета, босые ноги купаются в холодной росе, которая освежает, бодрит, и голова полна птичьего гама...

Следователь спрашивает, был ли у Захара когда-нибудь агитатор из посторонних, из рабочих, не ночевал ли, скажем, большевик Нарожный, не давал ли прокламаций, не подстрекал ли к бунту, насилиям против власти и помещиков?

Захару и думать нечего. Человек разговорчивый, он охотно поясняет, рассказывает, за язык его не приходится тянуть. Так ли часто приходят к нему посторонние люди, чтобы он не помнил, не знал, кто к нему наведывался.

Действительно, был такой случай, о котором следователь напоминает Захару, он еще чуть не поссорился с женой. С дороги зашел посторонний человек, шел на богомолье, поклониться святым мощам. Жена топила печь, Захар не хотел и пускать - неспокойное время, всякие люди шатаются, кто знает, с какими мыслями бродят. Не такой уж легкомысленный человек Захар, чтобы отворять двери каждому. А затем не спи ночь, думай, что за гость... Чтоб не раскаяться... Жена и говорит: пусти божьего человека, что он нам место пролежит? Сама богомольная, а уж упряма - не переспоришь. Пустил, дали поужинать, у человека действительно узелок с образками, идет прямо в Лавру на богомолье. Положили спать, а топор Захар заблаговременно прибрал от порога. Утром позавтракали, ночлежник горячо молился, благодарил, подарил жене троеручицу - только его и видели... А что он за человек, не с волчьим ли билетом ходит - кто его знает. Немало богомольного народа ходит теперь по святым местам, хату не закроешь, совесть не позволяет, и в писании сказано - возлюби ближнего своего, как самого себя.

Нельзя думать, чтобы следователь был очень доволен этим слишком длинным рассказом. Он все время проявлял нетерпение, лицо его то прояснялось и рука начинала быстро записывать, нанизывать строчки, то хмурился с досадой, останавливался, очевидно, не знал, как дальше вести допрос. Затем снова строчил, - видно, путался очень мыслями, так что пар стоял над головой, сердился, Захару даже жалко стало человека - нет тяжелее работы, чем письмо, всегда голову сушит.

Захар проявляет свое сочувствие следователю - он хорошо понимает, разбирается в политике, государству все нужно знать, и Захар рад помочь следователю, он охотно рассказывает и про другой случай. Не так давно просился переночевать еще один, что ходит по селам и точит ножи, исправляет ведра. Так Захар ему и говорит: теперь лето, человече, лезь на скирду и спи, только чтобы не курить... А кто он - почем знать?

...Безостановочно грохочут возы - воскресенье, люди едут на ярмарку, праздничные, беспечные. Ярмарочный шум переворачивает душу, а тут томись в неволе... Лишь бы не распался без Захара сельский комитет, лишь бы не перепугались люди, не разбежались - сильнее этого ничто не беспокоит. Захар надеется на Грицка, на сына, они не дадут людям пасть духом. Не терпится знать Захару, что теперь делается на селе. Ночь он не спал, все думал, и перед ним, как наяву, возникло печальное лицо жены. Он представлял себе, какие слухи ходят по селу и даже выражения лиц близких и всех соседей.

Следователь диву дается, размышляет, остро всматривается в ясные глаза Захара - слишком приверженным кажется этот человек к Священному писанию, между тем у следователя есть данные, полученные от видных людей села, от старшины, от батюшки, которые свидетельствуют о кощунственных словах и поступках Захара против церкви. Притворяется? Следователь решил проверить это под конец. За этим бунтарем немало преступлений. Следователь надумал постепенно разматывать клубок.

Теперь он уже неприятно морщится, видно, что ни к чему ему эти разговоры. Он открывает ящик. Узнает ли Захар свои книжки?

Захар даже просиял, протянул руку - как не узнать? "Кобзарь" и "К деревенской бедноте" - дорогие книги, научают людей разуму, пробуждают от тяжкого сна, раскрывают глаза на панские притеснения, насилия. В долгие зимние вечера люди собирались, слушали, гневные, справедливые слова западали в души, люди даже плакали от жалости к обездоленным и ненависти к панскому отродью...

Следователя, однако, меньше интересуют мысли Захара об этих книгах, хотя кое-какие выражения его он и записал, а больше хочется знать, кто давал Захару эти книги.

Захар и тут охотно поясняет, подробно рассказывает, как именно попали ему в руки эти книги: "В день сорока святых престольный праздник и ярмарка в Лебедине. Продадим кусок полотна и купим конопляного масла, пшеницы, скоро пасха, говорит жена..."

У следователя лопается терпение, он срывает очки, гремит, грохает ему надоело слушать всякую бессмыслицу! Что Захар плетет? Багровеет лицо, лысина... Перехватило дыхание... Развел тут комедию!

От гневного окрика и взгляда Захар растерялся, утратил дар речи.