– Нам нужна не конституция, а народная республика!
– довольно резко отозвался молодой голос.

Это Павло незаметно подошел к толпе, слушал и в трудную минуту отозвался. И старшина не осмелился теперь заткнуть ему рот, как это было в прошлом году, - не те времена. Парень уже спорит с учеными людьми! Хоть и неловко людям в годах, все же нередко обращались к нему за советом.

А Павло тем временем говорил из-под осокорей, и сход слушал, даром что оратор был молод... Дворяне, говорил он, только о своих выгодах заботятся, наши права может дать нам только народная власть, а не дворянская, потому что конституция - это...

– Тот же кнут, только кнутовище другое!
– довольно нехитро, зато вполне выразительно закончил Захар мысль сына, вызвав общий смех. Этому Захару все можно простить!

Гласный Деркач заговорил о тех благодетельных мероприятиях, которые провела земская управа среди населения. В Лебедине учреждено товарищество для распространения ремесел, другое - по охране народного здоровья, открыт народный дом. Земская управа заботится о просвещении, культуре, насаждает сады трезвости...

– Закрыть монопольку!
– раздался неожиданный голос, словно окативший всех холодной водой.

Гласный даже смутился - на какие только мысли могут навести полезные меры земской управы! Добросельский ошеломленно развел руками - чего только не наслушаешься на этом сходе! Будет что читать царю. Разве мог манифест предвидеть все людские намерения, выдумки, помыслы и страсти? Белый свет померк в глазах Калитки, урядник Чуб посинел. Захар, который сам неравнодушен к рюмке, выдвигал такие требования, что голова идет кругом, кровь стынет. А Грицко Хрин со своей стороны требовал, да еще так решительно, несовместимых со здравым смыслом мер - закрытия монопольки!

– В уме ли ты?
– напустился на Грицка Калитка.
– Опомнись!

Мамаю стало не по себе - что только приходит людям в голову!

– Бред! Глупость! Чепуха! Ярмарка, троица, свадьба - и закрыть монопольку?
– убеждал он людей.
– Как тогда жить?

Как-то во сне привиделось нечто подобное, и то страх обуял, проснулся мокрый от пота, а тут среди бела дня приходится слышать! К несчастью, и учитель Смоляк на стороне этих выдумок и обращается к сходу с таким невероятным предложением, уговаривает, убеждает, чтобы с ясным сознанием приступили к великому делу.

Добросельский с неприкрытым презрением смотрел на гласного - вот к каким последствиям привело его пустозвонство! Гласный Деркач хоть и исходил потом, совершенно спокойно, а быть может, притворяясь спокойным, объявил сходу о мерах земской управы в пользу населения. Председатель Сумского сельскохозяйственного товарищества подал самому министру Витте жалобу о нуждах и потребностях села. Вопрос Павла: "Какая же от этого польза?" - гласный оставил без внимания и затем, подумав, сказал:

– Надо верить, ждать, надеяться...

– Надо не просить, а требовать!
– будоражил людей Павло.
– Самим землю взять, властью народа!

Сход не то одобрительно, не то боязливо отнесся к этим словам.

Важнейшей заботой собрания была земля, а это означало - паши, сей, ешь кусок хлеба. А власть - это что-то страшное, непонятное. Именно в эту трудную для общества минуту гласный Деркач и выступил со своим советом, в пику Добросельскому. Он убеждал сход выбрать комиссию из образованных, дельных людей, которая должна будет выработать постановление, выражающее нужды крестьян, а самим мирно разойтись, как и подобает достойным людям. Обо всем уже поговорили, выяснили, люди сведущие в этом случае помогли.

– Спасибо вам!
– поблагодарил Мамай с низким поклоном.

– А как же решили с землей?
– напомнил Иван Чумак.

Действительно, тут-то только и начинался разговор.

Весь сход поддержал Чумака - что же решим с землей? Еще с землей ничего не решили.

Гласный, по всему видать, утомился, ослабел. Солнце, о котором забыли, припекало, томило, но брылям, казалось, всё нипочем.

Лица насторожились, насупились, - видно, гласный заслужил уважение, его спрашивают, как же будет с землей.

Деркач, не долго думая, на минутку только заколебался, глубокая морщинка прорезала лоб - что могло еще случиться?
– весь сход застыл, ожидая. И гласный сказал, - что он мог сказать?
– довольно решительно:

– Выкупить...

Гневные выкрики, сумятица, шум поднялись в толпе, нарастали ропот, угрозы, укоры. Перед гласным замелькали кулаки, палки. У него потемнело в глазах. Деркачу оскорбительно кричали: "Никчемный советчик, давай вместе с нами бить панов!.." У гласного пресеклось дыхание, сжалось горло, он промямлил что-то о несправедливости, начал кашлять, пыхтеть. Никто его больше не слушал.